Холоп августейшего демократа - [54]

— Так где же ваша невеста? — бросив на пол камчу и по- отечески приобняв всхлипывающего Юньку, спросил атаман Еноха Миновича. — Боюсь, что о вашем сватовстве к девице Званской, матушка её не осведомлена, и родительского своего благословления на сие не давала.Енох стушевался и не нашёлся, что ответить буравящему его взглядом атаману. Признаться, с ним никогда в жизни подобным образом не разговаривали, разве что покойник-дед, да и то в глу­боком мальчишестве.

— Что молчишь, барчук? Может, и тебя камчаком угостить или для вящей острастки велеть повесить на ближайшем кедра­че? Ты не зыркай на меня так, не зыркай, не я у тебя в застенке на дыбе вишу, а ты у меня гостюешь пока. Хотя, думаю, ты бы ко мне в застенок, пожалуй, побрезговал бы спуститься, небось, счёл бы, что не по чину. Так где барынька Званская? Ты что, со страху оглох что ли? Сар-мэн, — развёл руками Макута, выпу­ская притихшего Юньку и поднимая плётку, — давай тогда ты отвечай, а этого отправь в чулан, пусть повспоминает вместе с крысами правила хорошего тона.

— Атаман, он мой гость, — набычился разбойник, — отве­чать ему нечего, всю эту кашу заварил я, с меня и спрос. А ежели к крысам, то и я с ним пойду.

— Да хоть в ж...пу иди! Бестолочь! Я же от тебя так путнего ничего и не добился. Единственное, чего дознался — что ты тело баронессы этой, прости господи, в какой-то колодец в своём под­земелье бросил, а мне мозги пудришь, что в Шамбалу её спро­вадил для лечения от смерти. Зачем подстилку у меня Юнькину спёр? А главное, куда Званскую дел? Мать скоро за ней прибудет.

— Да они же её, окаянные, в бездну и ввергли! — распахнув дверь, с рыданиями ввалилась в комнату подслушивающая с дру­гой стороны Даша.

— Что? Живую в пропасть?! Митрич! Верёвки, доску и лю­дей, мигом! — выхватывая пистолет, приказал Макута. — Сто­ять, голуби, тихо, кто дёрнется — убью, как суслика! Юнька, бы­стренько взял кандалы и сковал этим извергам ноги. Не мешкай, а то и тебя повешу.

— Бей, Бей, не надо спешить! Никого мы жизни не лиша­ли, так надо было, слышишь! — замерев по стойке смирно, орал Сар-мэн, который хорошо знал, что шевельни он хоть мизинцем, атаман застрелит тут же.

Митрич, чуя щекотливость вопроса, призвал на помощь только четверых своих людей, да и те в избу не вошли, а стали во­круг дома у окон. Стреноженных и связанных подельников уса­дили на лавку у дальней стены, Макута присел у окна и пустыми глазами смотрел на улицу. Распогодилось. Солнце расцвечива­ло мир, в котором казалось, не было горя и смерти. На небе ни облачка, жужжащие и попискивающие божьи твари парили над входящим в силу разноцветьем. Внизу, у посёлка, детвора затея­ла игру в лапту. «И кто их только научил этой старой и азартной забаве? — грустно думал атаман, не желая поворачиваться и воз­вращать себя к невесёлым обязанностям судьи и палача. Что он скажет помещице, свято верящей в его справедливость, как по­смотрит ей в глаза? Как убить сына лучшего друга, своего крест­ника, а может, в недалёком будущем и преемника?»

— Дядька Макута! — прервала его невесёлые мысли шмы­гающая носом Дарья. — В ямку ту барыня сама согласилась бул­тыхнуться...

— Ну-ка, девка, расскажи хоть ты мне всё по порядку, — нехотя повернулся Бей, поставив пистолет на предохранитель и сунув его себе за пояс. — Только вот всё по самому что ни на есть порядку — как покойницу забрали, куда понесли, что дальше было, хорошо?

Заметив, что девчонка украдкой косится то на своего сужено­го, то на связанных пленников, Макута едва заметно мотнул в их сторону головой. Митрич щёлкнул пальцами, в опочивальню теня­ми скользнули два молодца и, растворив широкие двери простор­ной светлицы, где на ломберном столике лежали ещё не вскрытые карты горе-любовников, зашвырнули туда обоих, словно мешки с картошкой. Когда двери закрылись, шум и ругань затихли, ата­ман подозвал обоих, парня и девушку, и велел говорить.

— Всё случилось негаданно, — заслоняя собой невесту, начал кавалер. Он с достоинством пригладил волосы, одёрнул кургузую рубашку, подпоясанную не то кушаком, не то скрученным в жгут женским платком и машинально потёр левой рукой нос. — Моло­да госпожа лежали и спали, уцепившись за руку Еноха Миновича, Дашка сидела рядом и плакала по убиенной. Она завжды плачет, ежели кто где неподалёку помрёт. И тут вбегает атаман и кличет Миновича. Ну они ушли вот в эту комнату, а мы остались там, — он указал на дверь, за которую только что вышвырнули главных героев его повествования, — об чём оне гутарили, я не слыхивал. Только вскорости они возвернулись...

— Машенька проснулась и пить попросила, — дополнила осмелевшая девица, выглянув из-за спины молодого человека, её лицо было каким-то странным образом ещё не тронуто ни мон­гольской раскосостью, ни китайской желтизной. Большие серые глаза смотрели наивно и доверчиво.

— Да, Мария Захаровна проснулись и говорили с нами, — за­талкивая суженую от греха подальше, согласился Юнь, — а когда господа вернулись, барынька кинулися на шею Еноху Миновичу и их поцеловали.

— А когда же это оне замиловаться-то успели? — полюбо­пытствовал атаман.