Холодный ветер в августе - [44]

Вито и Джули одевались в сумраке купальной кабины. Натягивая тонкие нитяные трусики, Вито увидел, какие они до смешного маленькие и пустячные, как носовой платок — по сравнению с раздувающимся изобилием трусов Джули. И все же он гордился их экономичностью. Он ощущал свое изящество и аккуратность по контрасту с неуклюжим излишеством более старого мужчины, решительное, сдержанное превосходство над нерешительностью и снисходительностью Джули.

— Я старею, — сказал Джули. Нагнувшись и тяжело дыша, он завязывал шнурки на ботинках.

— Ненавижу ботинки, — сказал Вито. — Они портят ноги. Знаете ли вы, что у индейцев никогда не бывает никаких хлопот с ногами? Это потому, что они всегда носили мокасы. Я ношу теннисные туфли. И зимой, и летом.

— И ноги никогда не мерзнут?

— Не-а. Я бегаю. Нужно двигаться, тогда сохранишь тепло. Чувствую себя великолепно. Вода — это что-то, а? Сейчас я могу съесть девять тарелок лазанье*.

— Как это в тебя войдет? — спросил Джули со смехом.

— Не беспокойтесь. Мой отец говорит, что я не ребенок, а аппетит с ногами и руками. Иногда я не ем весь день, а потом, ночью, съедаю все, что есть в доме.

— Твой отец хорошо готовит, а? Как все итальянцы, я полагаю. Они все понимают толк в еде.

— Я хочу научить Айрис готовить равиоли[2], — сказал Вито. Он причесывался, стоя перед зеркалом и прекрасно осознавая, что легкий загар на щеках сделал его удивительно красивым.

— Вы будете весьма хорошими друзьями, — сказал Джули.

— Ага. Весьма хорошими. — Вито оторвал глаза от зеркала и взглянул на расческу.

Несколько мгновений Джули молчал, натягивая брюки и застегивая рубашку.

— Ну, это чудесно, — сказал он наконец. — Она славная женщина.

Вито не ответил.

— А ты славный мальчик. — Он повернулся, чтобы посмотреть на Вито, который стоял на пороге кабинки. Он приоткрыл дверь и всматривался в мягкий летний свет. — У тебя все будет хорошо, — добавил Джули. — Да, сэр, у вас все будет хорошо.

— Мой отец говорит, что через год я начну мужать. Лучше, если это происходит медленно. Если быстро, то можно стать слишком рыхлым. А если раздаешься медленно, то остаешься крепким.

— Не беспокойся об этом, — сказал Джули рассеянно, потянувшись за галстуком. — Ты раздашься, как надо. Несмотря на то, что ты выглядишь очень забавным в моих плавках.

Вито пожал плечами.

— Я сделал это просто для того, чтобы доставить удовольствие Айрис. Вы же знаете, — засмеялся он, прикрывая свое смущение бравадой, вы же знаете, каковы женщины.

— Пожалуй, что да, сынок, знаю. — Джули отвернулся от зеркала, перед которым завязывал галстук, и посмотрел на Вито. — Если ты готов, то почему бы тебе не пойти к юной леди и не сказать ей, что она может одеться? Теперь все ясно.

— Ладно, — сказал Вито и направился к выходу. Но положив руку на дверную раму, на мгновение остановился. В приглушенном свете раздевалки Джули неумело пытался справиться с воротничком рубашки. Его лицо было расстроенным и серьезным. — Я хочу поблагодарить вас за это действительно прекрасное время.

— Оставь.

— Спасибо, — сказал Вито и пошел к Айрис, ощущая себя легким и упругим, как будто на каждом шагу он мог взлететь в воздух.

Во время долгого обратного пути в город Вито сидел впереди, изредка перебрасываясь фразами с необычно тихим Джули. Айрис дремала на мягких кожаных подушках заднего сиденья. Перед отправлением Джули стал серьезным, почти праведным. Он сказал, что хочет вернуться пораньше, чтобы можно было позвонить детям в лагерь. Его тяжелое лицо было в мрачных складках, являя, как подумала Айрис, другую сторону его характера, которую она редко видела и которую нашла в высшей степени привлекательной.

Разморенная на солнце, утомленная и подавленная событиями дня, она погрузилась в некрепкий сон, перемежающийся кусками кошмара.

Она проснулась с ощущением страха и благодарного освобождения. Машина въезжала в тоннель Мидтауна, и мелькание белых глазурованных плиток, блестевших при свете фар, вызвало у нее тошноту. Но она боялась закрыть глаза. В ее голове все еще роились обрывки сна, хотя и быстро исчезавшие. Какой-то ужасный театр, раскачивавшийся фактически на краю скалы. Танцевавшая в пурпурном свете голая темноволосая девушка с длинной косой лобковых волос, свисавших, как тряпка, у нее между ног. Маленький черный пудель, уютно свернувшийся у Айрис на коленях, лизал ей пальцы до тех пор, пока — к ее ужасу — кожа не сошла и из руки не потекла кровь. Она попыталась отнять руку, но обнаружила, что не может двинуться. Хотела крикнуть, но горло перехватило, и вскоре вся грудь заболела от накопившегося крика.

Господи! Как ужасно! Как безумно ужасно! Она широко открыла глаза и подставила их под порывы ветра, чтобы ветер очистил ее глаза от кошмаров. Последние обрывки были смыты, но ощущение ужаса осталось.

Ой-е-ей, подумала она, мне нужно успокоиться. А потом неожиданно, непонятно отчего: мне нужно удрать. Я словно тону, падаю. Почему?

Джули поймал ее отражение в зеркале.

— Ты наконец-то пробудилась, милая? Хорошо спала?

— М-м-м, — уклончиво кивнула она.

Когда они выехали из освещенного тоннеля, Вито повернулся в темноте и положил свою руку на ее. Но она не смотрела на него. Она смотрела на номера домов, с нетерпением ожидая конца поездки.