Холодный апрель - [108]

Ничего особенного не прочитал он в этом рекламном расписании, а очнулся от странной навалившейся на него апатии. Оглядевшись, увидел, что точно такие же листки лежат на верхних сетках над каждым сиденьем, и который уж раз подивился местному сервису. В самом деле, если в купе будет шесть пассажиров, то ведь каждый захочет иметь себе расписание, и это возможное хотение пассажиров уже предусмотрено.

— Извините, пожалуйста!..

Александр вздрогнул от неожиданности, поднял глаза. За стеклянной дверью, чуть отодвинув ее, стоял пожилой господин в аккуратном синем костюме.

— Вы разрешите мне сесть здесь?

— У меня билет только на одно место, а здесь — шесть, — усмехнулся Александр.

— В вагоне есть, конечно, и свободные купе, но я не могу один, понимаете, не могу.

— Пожалуйста…

— Я хочу спать и вам не помешаю, — сказал он, устраиваясь в кресло напротив. — Вы далеко едете?

— До Ганновера.

— О, и я до Ганновера. Очень рад, очень, очень. Простите за смелый вопрос: где вы живете?

— В Москве, — сказал Александр и пожалел, что сказал: попутчик, похоже, попался болтливый.

— О, русский! — то ли в восхищении, то ли в ужасе воскликнул сосед. — Я очень люблю русских. Только не пойму, почему вы хотите нас уничтожить?

— Как это?!

— Я не знаю — как. Но об этом все газеты пишут.

— Газеты врут. И давайте не будем об этом, — сказал Александр. Он вдруг заметил, что на соседе точно такой же, как у Каппеса, галстук-бабочка, и насторожился: униформа? Специально подосланный провокатор?

— Жаль. Такой приятный разговор, такой приятный.

В этот момент в коридоре зазвенело и за стеклянными дверями появилась высокая тележка, уставленная бутылками, пластмассовыми стаканами, плоскими упаковками холодных закусок. Еще минуту назад не собиравшийся ужинать, Александр поднял руку, остановил продавца. Подумал вдруг, что за едой можно не отвечать на вопросы. А там разговорчивый сосед, может, и в самом деле уснет.

— Чай, пожалуйста, — попросил он, отодвинув дверь.

— Что-нибудь к чаю? — спросил продавец, поставив на столик пластмассовый чайничек и чашечку на пластмассовом же подносике.

— Нет, ничего, спасибо. — И сам смутившись малости заказа, пояснил: — У меня все есть, надавали на дорогу.

Продавца эта подробность ничуть не интересовала, профессионально кинув мелочь в коробку, стоявшую меж бутылок на его тележке, и сказав вежливое «данке» таким тоном, словно у него купили половину товара, покатил свою позванивающую тележку дальше по коридору.

А сосед не взял ничего. Молча сидел он напротив и внимательно смотрел, как Александр ест Эльзино печенье и Фредовы пирожки, запивая их чаем.

— Угощайтесь, — предложил он.

— Спасибо, я сыт, — сказал сосед и продолжал смотреть.

«Хоть бы отвернулся», — мысленно обругал его Александр. И вдруг разозлился на себя: чего застеснялся?!

— Вы разве спать уже не хотите? — спросил с вызовом.

— Нет, не хочу.

— А у меня так сами собой глаза закрываются.

Он допил чай, втиснулся поплотнее в угол и закрыл глаза. «Заговорит, не отвечу, — решил он. — Пускай думает, что сплю». И тут же поплыло все перед ним, заскользили лица, знакомые и незнакомые, случайно увиденные и почему-то запомнившиеся, улицы немецких городов, шпили кирх, клетчатые фахверковые дома, пестрая мишура магазинных витрин. Куда-то он все шел, шел и не мог дойти.

Очнулся от того, что кто-то тронул его за рукав. В дверях, заполнив ее всю своим крупногабаритным телом, стоял кондуктор. Красный ремень через плечо, сумка на боку, строгое неулыбчивое лицо — все подчеркивало его немаловажный официальный статус.

— Билет, пожалуйста.

Александр достал белую картонку, купленную для него еще Луизой, протянул кондуктору.

— Шесть марок, пожалуйста.

— Что?

— Вам необходимо доплатить шесть марок.

— Но у меня все оплачено до самого Ганновера.

— Ваш билет куплен больше двух недель назад.

— Ну и что же?

Кондуктор снисходительно улыбнулся и снова посуровел лицом.

— Сейчас вы должны доплатить шесть марок. «Плакало мое ганноверское пиво», — подумал Александр, доставая кошелек. Он высыпал монеты на стол, пересчитал. Было пять марок и тридцать пфеннигов.

— Одной марки не хватает, извините.

— Вы должны доплатить шесть марок.

— Но почему? — попытался выговорить свое Александр. Он понимал уже, что кондуктор не отстанет, и нападение казалось ему единственной оставшейся формой защиты.

— Если не заплатите шесть марок, вы должны будете сойти на ближайшей станции и пересесть в другой, не скоростной поезд, в котором проезд дешевле.

— Я не могу сойти. — Он хотел объяснить, что у него уже заказано место в московском поезде, что если он не сядет в него, то не успеет до окончания срока визы пересечь границу и вынужден будет оставаться в ФРГ незаконно. Хотел объяснить, но ничего не сказал, понял: тут не дома, слезой никого не прошибешь.

— Платите шесть марок, или я вас высажу.

Александр затравленно посмотрел на соседа, — может, даст одну марку, всего лишь одну, даже меньше. Но сосед безучастно смотрел в окно, в серый сумрак полей, за которыми в далеких домах уже вспыхивали огни. Он представил себя на ночном выстуженном перроне чужого города, без денег, без каких-либо надежд и поежился, словно его уже знобило от холода.