Холодный апрель - [107]
Возле одного из автоматов стоял, упершись в него лбом, лохматый парень, то ли дремал, то ли трудно думал, как обхитрить бездушный монетоглотатель. Вдруг парень встрепенулся, торопливо бросил в щель несколько монет и судорожно, словно боясь не успеть, начал передвигать какие-то рычажки. Автомат загудел, внутри его что-то зачмокало, забренчало и… затихло. Парень досадливо ударил по автомату кулаком и снова прижался к нему лбом.
На ближайшем автомате зажглась зеленая надпись: «Брось одну марку». Надпись погасла и зажглась другая, крупнее: «Выиграешь 1000». До автомата было — руку протянуть, до кошелька еще ближе. С каким-то озорным чувством Александр достал монету, толкнул ее в узкую щель и наугад нажал первый же рычажок. Автомат гудел долго, бренчал монетами, словно в нерешительности пересыпал их из одной горсти в другую, и вдруг вытолкнул несколько монет.
Парень сразу поднял голову, уставился безумным взглядом на расщедрившийся автомат.
— Повезло! — выдохнул он. — Бросайте еще. Надо сразу, пока везет.
Александр пересчитал монеты. Пять марок. Представил, как выйдет сейчас отсюда и купит что-нибудь в сувенирном киоске. На память. Но автомат снова призывно замигал зеленым глазом: «Брось одну марку… выиграешь 1000». Александр не устоял, бросил. Автомат проглотил монету, погудел для приличия и потребовал еще. Потом еще и еще.
У него хватило силы воли не лезть больше в кошелек и уехать со своей тележкой из этой комнаты, досадуя на себя, что не сделал этого сразу и не истратил выигранные деньги на что-либо дельное. Оглянувшись у дверей, увидел, что парень стоял теперь возле его автомата, торопливо передвигал рычажки.
До поезда оставалось полчаса, но никто из тех, что обещали проводить его, еще не приходили. Было грустно оттого, что так вот быстро, еще до отъезда, все забыли его, и он уже не ездил по вокзалу, стоял у входа, ждал.
Без двадцати шесть пришел Фред.
— Мама задержала, — сказал он, суя Александру сверток в пластмассовом пакете. — Пирожки на дорогу… Пока нашел, куда машину поставить…
— А я уж хотел идти к поезду, — не удержался Александр от упрека.
Фред посмотрел на часы.
— Так ведь еще поезда нет.
— Пошли поближе, на всякий случай.
Вдвоем толкая тележку впереди себя, они выехали на платформу и здесь увидели Бодо и Марию тоже со свертками в руках.
— На дорогу, — сказали оба, кладя свои свертки ему в корзину.
— Милые вы мои! — расчувствовался Александр, трогая всех за плечи, обнимая. Хотел спросить про Ингрид и постеснялся: вдруг Бодо не взял ее на вокзал из-за позавчерашнего? Обычное повышенное внимание к красивой женщине, чуть-чуть похожее на глупый флирт. Но ведь он муж, Бодо, а мужья к кокетничанию жен относятся по-разному… Впрочем, если бы обиделся, не пришел бы.
Саския! Он даже удивился тому, что позабыл о ней. Оглянулся на выход из вокзала.
— Ждешь вчерашнюю? — спросил Фред.
— Не знаю, может быть, — сказал Александр и вдруг почувствовал, что краснеет. Это было совсем по-детски, и он покраснел еще больше, уже от самой мысли, что краснеет. Чтобы скрыть смущение, наклонился к чемодану. И увидел из-под руки бесшумно приближающийся поезд.
Фред помог ему занести вещи в купе. Он успел еще выйти, неловко обнять всех троих, как вдоль состава пошел кондуктор с красным ремнем через плечо, по ходу шумно захлопывая двери вагонов. Немногочисленные пассажиры тянули руки к провожающим через открытые окна. И Александр, вбежав в вагон, рывком опустил окно, протянул руки. Но уже не видел никого, потому что все смотрел на выход из вокзала. Саскии не было. И когда поезд тронулся, он все смотрел, уверенный, что она хоть под конец, а появится. Не появилась.
Пассажиры дисциплинированно закрыли окна, разошлись по купе. А он все стоял, смотрел на убегающие назад дома, рощицы, на серые, затянутые ненастьем увалы гор, чувствуя странную расслабленность во всем теле.
Поезд быстро набирал скорость, и окно пришлось закрыть. Александр вошел в купе, сел на мягкую подушку сиденья, вытянул ноги и забылся не в дремоте, в какой-то опустошенности.
Всё! Кончена экскурсия!
Он начал перебирать в памяти то, что успел увидеть, узнать за последние недели, но это ему быстро надоело. Не хотелось ни вспоминать, ни думать ни о чем. Смотрел в окно на дома, столбы, деревья, и не было в нем никакого желания присматриваться, словно это кино и мелькающие за окном предметы — лишь фон, не имеющий отношения к содержанию фильма.
Обессиленный, он опустил руку и нащупал на сиденье какой-то листок. Это оказалось расписание движения поезда. С точностью до минуты были указаны все населенные пункты, мимо которых проходит поезд, и особо выделены те, где он останавливается. Остановок было немного: через час и девять минут — Хайдельберг, затем через тринадцать минут — Манхайм, где целых семь минут стоянки, затем через сорок четыре минуты — Франкфурт. Потом почти целый час безостановочного движения до Фульды и еще двадцать минут до Гёттингена, а там через час и Ганновер. Посмотрел и словно бы доехал, такой простой показалась эта поездка. Начал рассматривать рекламные надписи на расписании. Была тут все та же стихотворная реклама доставки багажа, восхваление особых качеств баденских вин. Ярко-красными буквами был напечатан призыв какой-то миссионерской организации вносить пожертвования в пользу страдающих от засухи.
