Холодный апрель - [102]

Шрифт
Интервал

Песня эта все звучала в ушах, пока Александр выбирался из толпы. Он шел и думал, что американская база охраняется, как видно, не только автоматчиками да полицейскими, но еще и провокаторами. Запутать демагогией единый порыв масс, увести в сторону бесплодных дискуссий. Подменить ведущего, закружить, чтобы никто не понял, куда стремиться, чего хотеть. Старый прием. Так останавливают табуны лошадей.

Там, куда он вышел, забор делал зигзаг. Но этот зигзаг был особенно опутан колючей проволокой. Здесь громоздились один выше другого сразу несколько проволочных заборов. А за ними, метрах в трехстах, никак не более, за зеленым лужком высились ангары, поблескивали на солнце металлическими рифлеными крышами. «Внимание! Запретная зона!» — взывала надпись с большого щита, установленного между заборами. На другом щите было написано, что это и есть военная база «Мутланген», и ракеты, нарисованные на обоих концах этой надписи, не оставляли сомнения, что именно упрятано в ангары. Было странно и страшно находиться в такой близости от ядерных бомб, представлять, как они там лежат в боеголовках ракет, маленькие куски урана, размером всего-то, наверное, с кулак, закрепленные на разных концах трубы размером, пожалуй, не более чем в размах рук, погруженной во что-то особо смертоносное. Плод мудрости человеческой, создавшей чудовище! Мудрости ли? Старая истина: когда бог хочет погубить человека, он отнимает у него разум…

Александр отдернул руку от проволоки, увидел на пальце кровь. Оказывается, он таки схватился за острые как бритвы колючки спирали. Пососал ранку, выплюнул кровь и снова подумал об отнятом у человека разуме. И еще подумал о том, что речи Саскии и пастора Штайнерта не проходят для него бесследно, если и он вспомнил о боге. «А о ком еще вспоминать? — попытался оправдать он себя. — Все, что происходит в мире, выше человеческого разумения. Да полно, — одернул он себя. — Правильно говорил тот, с голосом, похожим на пасторский: все это запланированная, методичная, бесчеловечная, демоническая манипуляция судьбами человечества для обогащения нескольких корпораций. Загнать бы этих представителей за эту вот проволоку, — места бы хватило для всех с излишком, — да взорвать всего лишь одну бомбу из тех, что наготовлены тут для людей. Одну-единственную. Вот бы народы вздохнули!»

Кто-то положил ему руку на плечо. Александр резко обернулся и увидел Фреда.

— Куда ты пропал? — спросил Фред.

— А я думал: это ты пропал.

То ли Фред не заметил его невежливого ответа, то ли ждал подобного. Спокойно повернулся и пошел вдоль проволочного забора, вплотную подступившего здесь к безлистному еще мелколесью.

На узкой лесной тропе было тесно. Люди непрерывным потоком шли навстречу, устремляясь все туда же — к воротам военной базы, где кипели митинги, и они, движущиеся в обратном направлении, вынуждены были то и дело пропускать встречные группы, отступая в лес. Но вот тропа пошла круто вниз, колючий забор, тянувшийся по кромке обрыва, ушел влево, и они остались одни: демонстранты предпочитали проламываться сквозь плотные заросли кустов, но не отходить от забора. Скоро тропа вывела на асфальтовую дорогу. Справа был пологий склон, поросший редким молодым лесом, слева — крутой. Наверху меж тонких стволов поблескивала колючка, и там, вдоль нее, пробирались через мелколесье люди. Видно было, как они цеплялись за ветки, чтобы не скатиться вниз. И здесь тоже забор пестрел плакатами, и здесь собирались группы, митинговали, пели.

— Ну как, понравилось? — не оборачиваясь, спросил Фред.

— Впечатляет.

И оба замолчали, словно этим сказали всё. Дорога здесь, в овраге, была почти пустынна, и вела она, судя по всему, на ту самую дорогу, по которой они шли сюда, поднимаясь в гору. Теперь, когда все страхи были позади, Александр сам удивлялся себе: обошел-таки этот Мутланген, кругом обошел! Будет что рассказать дома. А главное, можно теперь оправдаться перед Крюгерами, перед Штайнертом. Больше всего почему-то ему хотелось, чтобы об этом узнал пастор. Может, потому, что он бесцеремоннее других нападал на Александра?

— Жарко, сейчас бы пивка холодненького, — сказал Фред.

— Не помешало бы.

И снова замолчали, думая каждый о своем. Александру хотелось, чтобы Фред сказал что-нибудь о смелых и отзывчивых русских. Какая смелость — прятаться в толпе? Но сейчас, переживая эйфорию, он казался себе рисковым парнем. А риск, наверное, таки был. Не случайно же Фред все время убегал от него. Верняком хотел в случае чего остаться в стороне. Спросить об этом Фреда? Но как спросишь? Обидится, пожалуй.

Навстречу ехали по дороге две легковые машины с макетами ракет на крышах. Они отступили на обочину, чтобы пропустить машины, и увидели на ракетах большие буквы «SS-20».

— Что это значит? — удивился Александр.

— Разве непонятно? — в свою очередь спросил Фред.

Все было ясней ясного. Демонстрацией советских ракет «СС-20» кому-то не терпелось упрекнуть в атомной опасности для мира также и Советский Союз. Кому-то? Ясно кому. Бандит, напавший на прохожего, любит кричать: «А он сам!..» Бандиту это выгодно, это как бы снимает с него половину ответственности. А от суждения, что оба равно виноваты, недалеко до вывода: некого винить. И значит, весь этот марш мира — не по адресу. Значит, он с таким же успехом мог быть проведен, скажем, возле курортного Боденского озера.


Еще от автора Владимир Алексеевич Рыбин
Взорванная тишина

В книгу вошли четыре повести: «Взорванная тишина», «Иду наперехват», «Трое суток норд-оста», «И сегодня стреляют». Они — о советских пограничниках и моряках, об их верности Родине, о героизме и мужестве, стойкости, нравственной и духовной красоте, о любви и дружбе.Время действия — Великая Отечественная война и мирные дни.


Навстречу рассвету

Советское Приамурье — край уникальный. Но не только о природе этого края книга В. А. Рыбина — его рассказ о русских людях, открывших и исследовавших Амур, построивших на его берегах солнечные города, об истории и будущем этого уголка нашей Родины.


На войне чудес не бывает

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Искатель, 1982 № 03

Ha I, IV стр. обложки и на стр. 2 и 39 рис. Ю. МАКАРОВА.На II стр. обложки и на стр. 40 и 60 рис. В. ЛУКЬЯНЦА.На стр. 61 и 85 рисунки В. СМИРНОВА.На III стр. обложки и на стр. 86 и 127 рис. К. ПИЛИПЕНКО.


Искатель, 1979 № 06

На I–IV стр. обложки и на стр. 2 и 30 рисунки Г. НОВОЖИЛОВА. На III стр. обложки и на стр. 31, 51, 105, 112, 113 и 127 рисунки В. ЛУКЬЯНЦА. На стр. 52 рисунок Ю. МАКАРОВА.На II стр. обложки и на стр. 92 и 104 рисунки А. ГУСЕВА.


Открой глаза, Малыш!

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Виленские коммунары

Роман представляет собой социальную эпопею, в котрой показаны судьбы четырех поколений белорусских крестьян- от прадеда, живщего при крепостном праве, до правнука Матвея Мышки, пришедшего в революцию и защищавщего советскую власть с оружием в руках. 1931–1933 гг. Роман был переведён автором на русский язык в 1933–1934 гг. под названием «Виленские воспоминания» и отправлен в 1935 г. в Москву для публикации, но не был опубликован. Рукопись романа была найдена только в 1961 г.


Зов

Сборник повестей бурятского писателя Матвея Осодоева (1935—1979) — вторая его книга, выпущенная издательством «Современник». В нее вошли уже известные читателям повести «Месть», «На отшибе» и новая повесть «Зов». Сыновняя любовь к отчим местам, пристальное внимание к жизни и делам обновленной Бурятии характерны для творчества М. Осодоева. Оценивая события, происходящие с героями, сквозь призму собственного опыта и личных воспоминаний, автор стремился к максимальной достоверности в своих произведениях.


Тропинка к дому

Имя Василия Бочарникова, прозаика из Костромы, давно известно широкому кругу читателей благодаря многочисленным публикациям в периодике. Новую книгу писателя составили повести и лирические новеллы, раскрывающие тихое очарование родной природы, неброскую красоту русского Севера. Повести «Лоси с колокольцами» и «Тропинка к дому» обращают нас к проблемам современной деревни. Как случилось, что крестьянин, земледелец, бывший во все времена носителем нравственного идеала нации, уходит из села, этот вопрос для В. Бочарникова один из самых важных, на него он ищет ответ в своих произведениях.


На белом свете. Уран

Микола Зарудный — известный украинский драматург, прозаик. Дилогия «На белом свете» и «Уран» многоплановое, эпическое произведение о народной жизни. В центре его социальные и нравственные проблемы украинского села. Это повествование о людях высокого долга, о неиссякаемой любви к родной земле.


Свидания в непогоду

В эту книгу ленинградского писателя Михаила Шитова включены две повести, посвященные нашим современникам. Молодой инженер Арсений Шустров, главное действующее лицо повести «Свидания в непогоду», со студенческой скамьи уверил себя, что истинное его призвание — руководить людьми, быть вожаком. Неправильно представляя себе роль руководителя, Шустров вступает в конфликт с коллективом, семьей, проявляет моральную неустойчивость. Во всей сложности перед ним встает вопрос: как жить дальше, как вернуть доверие коллектива, любовь и дружбу жены, которой он изменял? Среди вековых лесов развертывается действие второй повести — «Березовские повёртки».


Частные беседы (Повесть в письмах)

Герой повести «Частные беседы» на пороге пятидесятилетия резко меняет свою устоявшуюся жизнь: становится школьным учителем.