Холодные и мертвые (сборник рассказов) - [15]

— Видимо, что-то сломалось или в костюме, или в Эфе. Эф возмущенно фыркнул за его спиной.

— Сегодня было ну очень холодно. Ганс нахмурился.

— Сейчас проверим. Подойди. Курт сделал шаг в сторону, пропуская мастера. Тот встал перед Гансом, осторожно натягивающим хирургически стерильные перчатки.

Курт напряженно наблюдал, Эф равнодушно стоял, расправив плечи, и не дрогнул, когда ученый ткнул пальцами ему в живот. Пальцы вошли в липкую массу без сопротивления, и вот рука исчезла практически по запястье.

— Что ты делаешь? — прошипел Курт. Ганс только мотнул головой:

— Нашел, — и тут же, как ни в чем не бывало, засунул в живот бензомастеру еще и вторую руку. Некоторое время он елозил там, пока не раздался скраденный массой щелчок.

— Готово. Отошли контакты, хорошо еще, что ты не замерз к чертям собачьим. Недолго был на улице? Ганс прищурился. Курт пожал плечами.

— Скучный вызов.

— Славно, вам повезло. Будет хорошо, если мастер останется на диагностику.

— Я этого не хочу. Мы уходим. Курт кивнул Эфу и направился к выходу. Уже дойдя до двери, он заметил, что за ним никто не идет. Ганс все так же стоял у своего стола. Эф стоял рядом с ним.

— Не понял, — решил уточнить ситуацию Курт.

— Он останется на диагностику, — пояснил невозмутимый Ганс. Эф все так же молчал, хотя в другой ситуации давно бы высказал всем, что думает о манипуляции разумными существами. Но вместо этого молчал. Курт приложил дверью о стену так, что та отлетела и с оглушительным звуком захлопнулась. На следующий день Эф не вернулся, но это еще не было поводом для волнений. Куда больше напрягало то, что на коммуникатор пришел официально составленный вызов в Дом Собраний. За последние снежные годы собрания проходили всего два раза: первый раз в самом начале, когда решалось, как жить в состоянии вечной зимы, и потом еще раз, после смерти мэра города. Тогда, кстати, убийцу (а может, просто самого крайнего) нашли довольно быстро — тот, можно сказать, сам признался. И третье собрание не сулило ничего хорошего. В Доме Собраний не было отопления, да и в целом оно пришло в запустение. Зато обнаружилось, что, во-первых, в городе еще достаточно живых людей, чтобы заполнить главный зал под сводчатыми потолками, а во-вторых, что у них все еще есть риксдаг. Очень пассивный и трусливый, лишенный власти, но не преминувший собраться по какому-то поводу. Судя по пристальному вниманию к персоне Курта, именно по его душу.

И это ему совершенно не льстило. Просто потому что нельзя было не догадаться о причинах этого собрания. Его усадили на первом ряду, зажав с одной и с другой стороны людьми, делающими вид, что они совершенно незнакомы, хотя не знать кого-то в малюсеньком городе было довольно сложно. Четверых людей, сидящих за столом напротив, Курт, конечно, знал. С пятым был знаком смутно, большей частью наслышан. Шорох пролетел по рядам, Курт оглянулся, с изумлением отметив слишком много знакомых и отчего-то довольных лиц (наверное, обрадованных очередным собранием долгожданного рикдага). А вот Ганса не было — как и всегда, когда он был очень нужен. Судья Якоб Густаф, одетый вопреки всему не в строгий костюм, а в утепленную куртку, поднялся с места и заговорил. Лицо его при этом было таким же красным и напряженным, как и всегда, только в этот раз нельзя было списать этот эффект на давление галстука. Значит, все-таки давление.

— Все мы знаем, что причина нашего собрания довольно грустная. Я обеспокоен нашей встречей не из-за того, что произошло убийство, хоть это и ужасное событие, а из-за того, кто его совершил. Человек из организации, каждому из которой мы доверяем свою жизнь.

Патрульные соединяют нас с внешним миром… Сначала Курт подумал, что судья Густаф очень плохо представляет себе функции патрульных. Затем поразмыслил, о ком может идти речь. И когда наконец-то свыкся с мыслью, что он очень и очень попал, судья подтвердил все его опасения.

— Курт Атли Мемфис. Встань. Курт, естественно, встал. Сложно было спорить, хотя на порядочное заседание суда все это сборище не походило ни капли.

— Но я… Послушайте! Его, естественно, никто не слушал. Судья продолжал:

— В обычной ситуации наказанием тебе стало бы тюремное заключение, как и положено убийце, но, ввиду нашей экстренной ситуации, в которой разбрасываться работниками непозволительно, мы приняли решение смягчить наказание. Ты отправляешься на исправительные работы в Университет, а твое имущество будет конфисковано в пользу погибшей.

— Что, простите?

— Супруга погибшей, — поправился судья. — Тебя проводят в Университет, твой дом уже оцеплен и демонтируется. Все свободны. — Еще немного помолчав, Густаф потер горло и добавил: — Ни одна, даже самая плачевная ситуация не допускает прощения убийцы.

— Но я… Да послушайте! Курт вырвал руку из захвата патрульного, чьего имени не помнил.

Тот снова ухватил его за локоть и потянул за собой.

— Пойдем-пойдем. Если бы они смогли доказать твою причастность, придумали бы чего похуже… — негромко бормотал тот, а Курт шел за ним, пытаясь совладать с яростью. Что это только что было? Демонтировать его дом? Передача имущества? В пользу… кого? Муж Ольги успел встать из-за стола и обогнать их, пока безымянный патрульный скручивал с парки Курта все значки. Невысокий, с перебитым носом, типичной северной внешностью и повязкой падальщика на руке, Ули никогда не был никем выдающимся и оттого очень дорожил красавицей-женой. И он вовсе не был виноват в том, что та оказалась порядочной стервой. Как не был в этом виноват и Курт. Но все же их дороги пересеклись не самым красивым путем.