Холодные и мертвые (сборник рассказов) - [13]

— Но ведь то, что мы видим — это не звезды, а планеты. Курт нарисовал на заледенелом стекле пятиконечную звезду. Зима в этом году удалась на славу, город замело по самые крыши.

— Значит, и звезд на самом деле нет. Почему мы называем их звездами?

— То, что видят сотни людей — истина, — туманно отозвался Феликс, туша сигарету о край тарелки, на которой была разложена мясная нарезка из ближайшего супермаркета. — Вот поэтому мы называем звездами то, что звездами не является, а звезд при этом и вовсе нет.

Но! Если звезды зажигают, значит…

— Это кто сказал? — Курт перестал пытаться отскрести изморозь, плотно облепившую окно с другой стороны. — Про истину.

— Не знаю, — Феликс слишком легкомысленно для преподавателя пожал плечами и, покрутив в пальцах новую сигарету, прикурил и ее. — Но, думаю, что кто-то очень умный, если я запомнил. Курт фыркнул, снял с тарелки пласт балыка и некоторое время был увлечен его пережевыванием. За окном улеглась белая хмарь, снег закончился, город стал потихоньку приобретать свои очертания: желтовато-красные стены домов, угловатые крыши, здание церкви. В общем, арт-нуво в самом обычном его проявлении.

— Лет семь столько снега не было, — задумчиво сообщил чавкающий Курт. Феликс пожал плечами — он не прожил и двух лет в городе, так что не мог составить никакой статистики по этому вопросу.

— Не надоело тебе тут морозиться? Поехал бы куда-нибудь, где теплое море, голые девушки и солнце круглый год.

— А зачем? — поинтересовался в ответ Феликс. — Мне и тут неплохо.

— Мам, — раздался ехидный голос Грега от двери, — а они опять курят в комнате! Адела нарисовалась в дверном проеме и заглянула в комнату.

— Здравствуйте, Феликс.

— Здравствуйте. Извините, я больше не буду, — Феликс затушил сигарету о многострадальный край тарелки и обворожительно улыбнулся.

— И меньше не будете, я знаю. Адела вздохнула и вышла, прикрыв за собой дверь. Грег успел просочиться в комнату и теперь стоял, независимо скрестив руки на груди, как будто взрослые разговоры его совсем не волновали.

— Что приперся? — невежливо, несмотря на укоризненный взгляд Феликса, поинтересовался Курт. Грегор не преминул огрызнуться:

— Вот тебя забыл спросить, куда мне приходить.

— Пошел вон!

— Да сам ты пошел! Феликс честно терпел препирательства на повышенных тонах, которые сам считал исключительно детскими и бессмысленными, около десяти минут. Потом все-таки не выдержал и саданул кулаком по столу:

— Ну-ка заткнулись быстро, оба! Братья замерли, сосредоточенно пыхтя. Первым оклемался Грегор — он гордо вскинул голову и процедил:

— Хорошо, профессор Гильдерсон. И вышел, приложив дверью о косяк так, что на полках подпрыгнули кубки.

— Он больше не придет к тебе на лекции, — заметил Курт.

— Я не читаю лекции их группе, ты не знал? Курт только пожал плечами — ну да, он не знал. И не особенно интересовался, если быть точным. Образование младшего брата как-то проходило мимо него, как и мимо матери, но Грег отлично справлялся и сам по себе — видимо, пошел в отца. Феликс, несмотря на то что вроде как должен был учить и поучать, вовсе не пытался ставить младшего брата в пример Курту. Как он сказал, у него тоже был брат, который олицетворял собой пример идеальной жизни. Наверное, поэтому Феликс и оказался черт пойми где, в городе, в котором зима бывает чаще, чем ее не бывает, а не на континенте, который, безусловно, вел в научных разработках и исследованиях. Феликс говорил, что ему просто здесь нравится. В другой день он уже говорил, что все дело в красивых девушках, а через неделю мог рассказывать о беспрецедентной возможности наблюдать за звездами в данном полушарии. Ага, конечно. Курт бы поверил, если бы звезды здесь вообще когда-нибудь можно было рассмотреть, за исключением редких летних ночей. В общем, за несколько лет Курт так и не смог добиться от него ответа. То есть, получил ответов столько, что выбрать из них правдивый (если он вдруг там был) никак не удавалось.

— А Марка к себе забрала мама, — продолжала рассказывать, не обращая внимания на недовольное выражение лица Курта, Ольга. — Когда мы с ним разговаривали, он все удивлялся, что на юге нет снега. И как тут, говорит, люди живут. Представляешь?

— Не-а. Курт перелистнул страницу на читалке и снова углубился в документацию, которой его нагрузил Ганс. В большинстве своем документы были наполнены малопонятными графиками и цифрами, так что Курт читал через строчку: там, где между цифрами и рисунками появлялись буквы, складывающиеся в слова. Что-то там про расход энергии на производство бензомастеров, на жизнь города в целом и на поддержку коммуникаций (а они, оказывается, все-таки были) между городом и континентом.

— Тебе неинтересно? — обиженно поинтересовалась Ольга, и в очередной раз воскресшая надежда Курта на ее адекватность потерпела крах.

— Нет, не очень, — честно признался Курт. Врать было бессмысленно, ведь тогда назревающая, как гроза, прячущаяся в темных тучах, ссора просто пошла бы по другому пути. Курт очень устал от ссор. За долгое время он привык совсем к другому: потасовки с Гансом и Брандтом, одиночество, едкое раздражение Эфа. Женщине было не место в этом мужском коктейле.