Холодная страсть - [55]

— Не сопротивляйтесь! Расслабьтесь и положитесь на меня.

Целых пять минут он, молча прижимая ее к сердцу, укачивал ее, как ребенка, пока дрожь и отрывистые сухие рыдания, сотрясавшие ее, не утихли. Потом, когда, как ему показалось, она успокоилась, он укорил ее с пылкой нежностью:

— Ты, глупышка, разве ты не осознаешь, когда у мужчины приходит конец терпению? — он нагнулся, чтобы приласкать губами ее щеку, и прошептал ей в ухо:

— Ты никогда не узнаешь, чего мне стоило отказаться от того, что ты предложила мне той ночью. К счастью, я распознал твою невинность — твоя реакция была трогательной, но такой неопытной — и я оказался бы свиньей, если бы воспользовался этим.

Задыхаясь, она быстро вздохнула, а он, подавив улыбку, продолжил:

— Хотя это и требовало силы воли на менее чем семи мужчин и я приносил этим тебе боль, я сдержал свои чувства, и я благодарю Бога, что мне это удалось! Ты могла, конечно, в то время не думать так, дорогая, однако если бы я не устоял, ты бы возненавидела меня навсегда.

Ее голова покоилась рядом с его сердцем, она решилась на болезненный вопрос:

— Но если ты любил меня уже тогда, почему же ты не сказал об этом?

— Потому что ты не верила мне, — просто ответил он. — Я невыносимо страдал эти три месяца, задавая себе вопрос: мог ли я воспользоваться тем, что ты мне предложила в надежде, что позже ты научишься верить мне; я называл себя самым последним идиотом за то, что позволил Уэйли и твоей матери забрать тебя и увезти, воспользовавшись своим влиянием на тебя, однако того, что ты чувствовала ко мне тогда было недостаточно. Физическое влечение — это еще далеко не любовь; та любовь, которой я хотел от тебя, основана на полном доверии, и даже хотя была возможность потерять тебя, я готов был ждать до тех пор, пока у тебя не появится это доверие. Чувствуешь ли ты его теперь?..

Ледяные стены, окружавшие ее сердце, растаяли и послали поток ощущения пробуждения, пробежавший по всему ее телу. Она воспринимала Лайэна, как каменную опору, когда стояла в кольце его рук, и знала, что он ждет от нее ответа. Когда она подняла свои серые глаза на него и позволила ему увидеть немое счастье, отразившееся в них, ему не потребовалось никаких слов, он обнял ее еще крепче и наклонился к ее жаждущим губам.

Ее сердце отчаянно колотилось, как будто у него выросли крылья, когда он искусно и на совесть показывал силу своей любви к ней. Он страстно целовал ее; ее губы, ее глаза, мягкую полость ее рта и снова ее губы, как будто был не в состоянии насытиться ее сладкой щедростью. Она ослабела от восторга и была сумасшедшей от счастья, когда прошептала:

— Не сон ли это, Лайэн, дорогой?

Он прервался только на мгновение, чтобы уверить ее с чисто кельтской беспечностью:

— Это не сон, девочка. Фантазии и кошмары кончились, вместе со всеми сомнениями и недоверием, которые отделяли нас друг от друга.

Он приподнял ее подбородок, чтобы посмотреть в ее лицо своими взволнованными голубыми глазами.

— Они кончились, их нет, любовь моя!

Он ждал, настороженный, обидчивый, его быстрая ирландская гордость готова была вспыхнуть при малейшем признаке колебаний. Она не стала увиливать, задавая ему уточняющие вопросы. Ей не надо было уверений в отсутствии чувств к Дидре, у нее не было сомнений в его любви к ней: она чувствовала к нему полное доверие. И она прошептала прямо в его суровые губы:

— Да, они все прошли…

Его сильные жилистые руки сжались вокруг нее, и она затрепетала от бешенства его неистового сердца, колотящегося около ее виска. Его голос был прерывистым от чувств, когда он еще раз склонился к ней в поисках ее губ и торжествующе сказал перед тем, как поцеловать ее:

— Значит, моя милая, все это правда. Ты здесь, ты моя, и я люблю тебя!