Холод твоего сердца - [17]

Прежде занимавшие нишу наиболее технологически развитой расы, подземные карлики, называемые гномами, дошли только до пороховых бомб и паровых машин. Они не могли конкурировать с порабощёнными демонами людьми. Наверное, гномам сильно не нравилось изменившееся положение, но они давным-давно были рабами демонов и не имели права голоса. Даже очень полезный раб не достоин права на собственное мнение, отличное от мнения хозяев.

Остатки не покорившегося человечества воевали с марионеточными государствами инфералов столь же жестоко, как с самими демонами. Или даже более жестоко, так как враг он и есть враг, от него не ждёшь пощады и не даёшь её ему. А покорившийся врагу предатель заслуживает самой худшей кары во много раз страшнее обычной смерти.

* * *

…так получилось, что в первом настоящем бою Горазд практически не участвовал.

После знакомства с непосредственным начальством и боевыми товарищами, и постановкой на довольствие, Горазд и Золотилов получили несколько дней для совместных тренировок в составе танкового полка и общего боевого слаживания. Тренировки показали, что новый напарник Горазда опытный пилот и, пожалуй, он может у него кое чему научиться.

Его по-прежнему смущало прошлое Золотилова, но безопасники не спешили заламывать руки и арестовывать старшего лейтенанта и Горазд также не торопился пороть горячку. В конце концов может же быть такое, что арестованный по подозрению в сотрудничестве с врагом человек оказывается невиновен и его освобождают? Правда, если он невиновен, то почему лишили наград, за исключением звезды героя и понизили в звании на целых две ступени? Этого данная версия не объясняла. С другой стороны, если бы Золотилов действительно был виноват в том, в чём его обвиняли, то так легко бы он не отделался. За сотрудничество с врагом наказание одно — расстрел. И это правильно. Иначе оглянуться не успеешь как сам захочешь стать инфералом. Одна только возможность продлить жизнь, обрести молодость и излечиваться от смертельных ран поглощая жизненную энергию других людей провоцирует слабых духом на предательство. Поэтому наказание должно быть максимально жестоким и абсолютно неотвратимым. Так говорили преподаватели в академии и сам Горазд был с ними полностью солидарен.

Разница в возрасте в десять лет и в званиях на две ступени не позволила им за столь короткий срок сойтись накоротке, но Горазд успел поверхностно изучить первый номер их тандема. Николай категорически не желал рассказывать о своём прошлом: где и как воевал, почему попал в опалу и как вернулся в действующую армию. В общем-то это вполне понятно. Иногда Горазд замечал первого пилота, разговаривающего со старшими офицерами. Во всяком случае, непосредственный начальник, командир пятёрки мизгирей, капитан Степнов явно знал старшего лейтенанта Золотилова прежде. Возможно, ещё в бытность того майором. О чём напарник говорил со старшими офицерами Горазд не знал, но порой замечал бросаемые ими на Золотилова странные взгляды расшифровать которые он не мог. Не хватало знания предыстории, о которой напарник не спешил распространяться и банального жизненного опыта. Какой в семнадцать полных лет с небольшим может быть жизненный опыт? Нет, какой-то вполне может и быть, тем более после эвакуации, разлуки с семьёй и жизни сначала в приюте, а потом в бронетанковой академии. Но всё-таки банального житейского опыта пока ещё отчаянно не хватало.

Николай был на полголовы выше Горазда и чуть шире в плечах. В учебных рукопашных поединках на татами, Золотилов побеждал Горазда, в среднем, три раза из четырёх. А если бы они бились насмерть, используя весь арсенал боевых приёмов, то процент побед Горазда вовсе уменьшился бы до нуля. Всё-таки десять дополнительных лет практики.

Горазд выяснил, что Николай храпит во сне. Не то, чтобы сильно громко, но вполне внушительно. Засыпать он любит на боку и уже во сне обычно переворачивается на спину. Если возникнет необходимость срочно разбудить напарника, то делать это предстоит с особой аккуратностью. Иначе вполне можно получить рукоятью пистолета, который он всегда кладёт рядом с собой.

На вопрос зачем, Золотилов пожал плечами — на всякий случай.

А на уточнение — зачем было драться спросонья, Николай ответил, что не разобрался, испугался и поэтому ударил первым. Он всегда лезет в драку, когда чего-то боится. Рефлексы.

У Золотилова рефлексы, а у Горазда шишка и хорошо ещё, что почти получилось увернуться и удар пришёлся вскользь. Хотя опят же непонятно, откуда такие привычки у танкиста. Ладно ещё у разведчика, диверсанта или у пехотинца со специальной подготовкой, но откуда у танкиста, скрытого чуть и не на всё время боевого похода многослойной бронёй?

Золотилов любил сладкое. Горазд и сам не прочь сгрызть сладкий питательный батончик или лишний бутерброд с варением во время вечернего чаепития. Но Золотилов буквально зависел от сахара. Если он за день не получал дозу, то к вечеру становился придирчивым, ворчливым и становился совершенно несносен. Проще было отдать ему свой бутерброд, чем весь вечер сносить едкие насмешки.

Вроде бы старший по званию должен быть для младшего учителем, наставником и чуть ли не отцом родным, но всё это было не про Николая. Если он чему и учил Горазда, то только самому необходимому минимуму. Чтобы получить ответ, приходилось спрашивать. По собственной инициативе Золотилов не торопился ничего объяснять. А иной раз вопрос и вовсе оставался без ответа, даже если не относился ни к прошлому, ни к будущему и носил исключительно прикладной характер. Словом, напарник Горазду достался со своими особенностями, как можно иносказательно и политкорректно обозвать тараканов, обитающих в голове у Золотилова. С здоровенными такими особенностями.