Ходок 9 - [12]

Жизнь — лучший режиссер. И сценарист, и постановщик, и аранжировщик и вообще — все на свете. Ну кому из режиссеров триллеров и фильмов ужасов могла прийти в голову такая мизансцена — голова Кузнеца рухнула точнехонько в блюдо с жаренным поросенком, выбив оттуда голову несчастного животного и встав ровнехонько на ее место. Картинка получилась на загляденье — сюр в чистом виде. Дали с Пикассо отдыхают!

Командор, глядя на это безобразие, только хмыкнул, решив ничего не предпринимать, справедливо рассудив, что кто он такой, чтобы вмешиваться в постановочные планы ГЛАВНОГО РЕЖИССЕРА? Ведь без воли Господа волосок не упадет с головы, не говоря уже о самой голове. А она упала, да еще так ловко встала на уготованное ей место, как бы прозрачно намекая, кем был в прошедшей жизни Кузнец. Нет! Решительно было невозможно разрушить такой натюрморт. Но, жизнь в очередной раз доказала, что цена нашим планам дерьмо, как любил выражаться пан Паливец.

Ожившие мелиферы показали Шэфу направление на потенциальную опасность. Как выяснилось, не все посетители "Свиньи и курицы" были в состоянии шока, некоторые особо продвинутые личности сумели сбросить оцепенение и начали потихоньку действовать. Суровый дядька неопределенного возраста и самой что ни на есть мужественной наружности — вонючий, свирепый и волосатый, с самым решительным видом взводил большой армейский арбалет.

Главком дожидаться перитонита не стал и пресек бунт в самом зародыше, использовав для этого голову многострадального Кузнеца… хотя нет, пожалуй так будет не совсем правильно — с чего это Кузнец многострадальный? Сам он приносил много страданий в этот мир, а вот чтобы страдать самому — с этим все было не так хорошо. Кузнец в прошедшей жизни практически не страдал, да и ушел фактически безболезненно. Ну, что тут скажешь? — повезло. Жизнь далеко не всегда справедлива, а чаще всего — наоборот. Так что правильно будет так: использовав для подавления бунта многострадальную голову Кузнеца. Голова действительно пострадала: и с плеч ее снесли и в дурацкое положение поставили.

Шэф взял голову Кузнеца за густые сальные волосы, слегка смоченные его же кровью и не глядя метнул в арбалетчика. И разумеется попал. К слову говоря — ничего удивительного. Мастер войны — это Мастер войны, такое звание не купишь, это тебе не академик РАН. Метательный снаряд весил никак не менее пяти с половиной килограмм, скорость его движения была чуть более тридцати метров в секунду, так то произведя несложные вычисления можно узнать энергию с которой соприкоснулись две головы — Кузнеца и незадачливого стрелка.

Последствия столкновения для обеих голов были совершенно разные. И если голова Кузнеца практически не пострадала — и действительно, чего ей страдать-то? — она свое уже отстрадала, то про голову арбалетчика сказать такое было решительно невозможно. Она пострадала, да еще как! Метательный снаряд, пущенный Шэфом, вбил лицевую кость стрелка внутрь его же черепа. Остался при этом арбалетчик жив, или нет, было неизвестно, но вот стрелять, или выполнять еще какие-либо осмысленные действия, он не мог. Как свалился под скамью, на которой сидел, так и остался там лежать.

Произошедшее с Кузнецом и безымянным стрелком подействовало отрезвляюще на неокрепшие умы и больше никаких акций протеста в "Свинье и курице" не последовало. А командор, добившись порядка в зале, начал неторопливый обход помещения, внимательно разглядывая постояльцев. Тот, на кого перемещался его взор, начинал нервничать, усиленно потеть и отводить глаза, предпочитая вперить их в пол. Смысл действий страшного оборотня ускользал от присутствующих, но так продолжалось недолго. Остановившись перед очередным завсегдатаем, довольно молодым человеком, одетым богато, модно, но явно с чужого плеча, главком негромко произнес:

— Голубчик, покажи-ка свои клинки. — "Модник" медленно поднялся и нехотя обнажил отличный меч дымчатой стали и парную к нему дагу. — А лицензия на оружие есть? — нахмурился командор.

"Оборотень в погонах проверяет регистрацию у гостей столицы" — ухмыльнулся Денис. Ухмыльнулся несмотря на то, что чувствовал себя крайне паршиво, но уж больно сценка позабавила. Пахнуло чем-то родным, посконным и домотканым, вроде портянок недельной носки, а хорошо одетый юноша лишь изумленно уставился на командора, не понимая чего хочет от него этот страшный человек… в смысле — существо. У людей таких медвежьих лап с железными когтями не бывает.

"Гостей кавказской национальности" — уточнил внутренний голос.

"Нет такой национальности, — осадил его Денис. — Ты же вроде культурный. Откуда такая безграмотность?"

"Тогда — из ближнего зарубежья".

— Вынужден конфисковать, — фальшиво вздохнул Шэф. — Без лицензии никак нельзя. — Видя, что "модник" колеблется, командор усилил нажим: — Согласно постановления Краснопресненского районного суда города Москвы.

Из всего сказанного, "модник" понял лишь то, что у него забирают оружие, которое он собирался продать не менее, чем за пятьдесят золотых, а если повезет — то за семьдесят. Хотя… пожалуй — нет. Он понял еще кое-что. "Модник" понял, что его собираются судить. Судить за разграбление загородного поместья, в котором было много женщин, много детей, но немного мужчин, которые могли бы это поместье защитить.