Ходок 9 - [10]

— А деньги-то у вас есть? — хмуро поинтересовался подошедший трактирщик и нехотя прибавил: — Пиры. — Его обуревали самые разнообразные чувства. С одной стороны, впитанная с молоком матери, сословная почтительность к благородным, а то, что клиенты "социально чуждые" заметил бы и слепой. С другой — так же всосанная с материнским молоком глухая ненависть к аристократам, относящимся к людям вроде Матфея Шинкаря — так звали трактирщика, как к скоту, а пожалуй, что и похуже — лошадь, или скажем там корову, никто без причины кнутом не протянет, а с подлыми людишками — пожалуйста.

С третьей стороны, наступивший бардак нравился Матфею еще меньше, чем времена, когда благородные могли выпороть за подгоревшее жаркое, потому что теперь "социально близкие", оккупировавшие, если называть вещи своими именами, кабак, вообще ни за что не платили, и относились к трактирщику немногим лучше, чем к аристократии, которую требовалось извести под корень, дабы было неповадно! Они справедливо, или нет — это другой вопрос, полагали, что честный человек должен быть бедным, чего сказать про трактирщика было решительно невозможно. Равнодействующая всех этих чувств выразилась в том, что Матфей, нехотя, можно сказать непроизвольно, но все-таки в конце своего вопроса о платежеспособности новых клиентов, все же добавил почтительное "пиры".

Он тут же опасливо оглянулся, не зная как отреагирует на его "крамольные" слова трактирная публика, прекратившая даже жевать и гомонить и жадно прислушивавшаяся к разговору. Честно говоря, Матфей опасался не зря — вырвавшиеся непроизвольно "пиры" добавили пару гирек на ту чашу весов, где было написано "социально чуждый элемент". Общество вполне справедливо полагало, что бедность и трактирчество есть вещи несовместные, как гений и злодейство, но пока собравшимся было не до Матфея — два голубка неторопливо шли в расставленные силки, что обещало замечательное развлечение, а с трактирщиком можно разобраться и потом — никуда он от своей недвижимости не денется.

— А как же, — приятно улыбнулся Шэф, вытаскивая кошель. Он продемонстрировал трактирщику, что тот совсем даже и не пуст и набит преимущественно серебром с вкраплением золота, а не медью. С точки зрения общества, собравшегося в трактире, жест был вполне себе идиотский, а с другой стороны чего еще ждать от молодых барчуков? Не знают жизни ребята, да теперь поди уже и не узнают.

И в дальнейшем новые клиенты продолжали вести себя словно самоубийцы, совершенно игнорируя злобные взгляды остальных постояльцев. Они вольготно, с чувством собственного достоинства, расположились за "чистым" столом и принялись неодобрительно разглядывать остальных "гостей". Вслух не было сказано ничего, но невербальная трансляция была абсолютно прозрачна и понятна всем присутствующим: "Кто пустил сюда весь этот сброд!? Немедленно на конюшню и пороть мерзавцев!"

Ну что ж… как представлялось трактирному сообществу к предстоящему спектаклю все было готово, все ингредиенты, потребные для веселого представления, наличествовали. Имелась готовая веселиться публика в зрительном зале, имелись и "артисты", а точнее говоря — скоморохи, на сцене. Уже прозвучал третий звонок — пора начинать представление. Единственное, чего не доставало, это конферансье, который должен был вести концерт. Тут, как на свадьбе, без толкового тамады не то веселье. И таковой немедленно обнаружился. Все правильно — если исторический процесс потребует, то общество немедленно выдвинет из своих рядов требуемого лидера. Правда, выдвиженцу, или самовыдвиженцу — у кого как, следует помнить, что никто не гарантирует хэппи-энда, но кто о этом задумывается в начале карьеры, которая мнится такой блестящей и безоблачной.

Как справедливо гласит народная мудрость — каждый человек сам творец своего несчастья. Но, это с одной стороны, а с другой — от судьбы не уйдешь. Вот такой вот дуализм в одном флаконе. И то ли есть свобода воли, то ли все детерминировано — иди знай. А может быть всем в мире управляет его величество Случай? Может быть и так… Одно можно сказать с уверенностью, не обуяла бы Кузнеца излишняя жадность при виде золотого отблеска в чужом кошеле, всё могло бы сложиться иначе, но жадность обуяла, а История, как мы знаем, не имеет сослагательного наклонения.

Свою кличку, заросший жестким волосом до самых глаз, словно медведь, здоровенный двухметровый верзила получил вовсе не по профессиональному признаку. Отнюдь. Просто кулаки у него были размером с хорошие кузнечные молоты, да и по эффективности от них мало чем отличались. Разумеется, ежели использовать их не для ковки металла, а для ударов по головам оппонентов, а в особенности сверху вниз, что было чрезвычайно удобно ввиду более чем внушительного роста Кузнеца и длины его рук.

Блеск чужого золота, которое он уже считал своим, природная, можно сказать — генетическая, склонность к насилию, многократно усиленная кипящей в крови эйфорией от безнаказанности, наступившей после крушения всех государственных институтов Высокого Престола, заставила Кузнеца первым взяться за дело. Роль тамады на предстоящей свадьбе он присвоил себе. Явочным порядком. А кто свадьбу ведет, тот подарки и берет. По крайней мере в "Свинье и курице" были именно такие понятия. Как было в других местах Кузнеца, да и остальных "гостей", не интересовало. Желающих открыто возразить не нашлось, ведь под его рукой ходило двадцать человек — его банда была самой многочисленной в людском конгломерате, осевшем в трактире, и вся банда Кузнеца присутствовала в зале.