— Он у тебя был руководящий?
— Почему руководящий?
— Кем он работал?
— Инженером на заводе.
— Конечно, хорошо, когда все живут честно, только так не получается. Видно, уж мир так устроен, ничего не поделаешь.
— Нет, поделаешь. Жуликов надо хватать за руку.
— Ага, ты его за руку, а он тебя по морде.
— Не так черт страшен, как его малюют…
И он рассказал, как заставил Семку снять незаконный вентерь. Борис не хвастал, не преувеличивал, рассказал, как было. Семка действительно утром снял вентерь и унес его в камыши. Вел он себя после этого спокойно, враждебности к Борису не выказывал. И выходило, что не так уж трудно бороться со злом, только надо бороться, а не смотреть на него сквозь пальцы. Для Бориса это было очевидно, однако Раиса почему-то встревожилась.
— Зря ты с Семкой связался, он тебе не спустит за вентерь.
— А что он сделает?
— Семка хитрый.
— Ничего, обойдется.
— Смотри, Боря…
Тревога девушки передалась Борису: идя в бригаду он чувствовал себя неуютно, опасливо поглядывал на близкие камыши. «Ну, что он мне сделает? — успокаивал себя Борис. — Да ничего не сделает, побоится. Сразу, сгоряча, может, и мог бы что сделать, а теперь уже опасаться нечего».
И он почти убедил себя. Во всяком случае, когда к ногам его подкатилась Тюлька, никакой робости он не испытывал: ночная дорога и сомнения остались позади.
На другой день, после завтрака, Борис вручил поварихе бусы. Она всплеснула руками, зарделась, как девочка, охнула и побежала в свою комнату смотреться в зеркало.
Аннушка подарила Мартыновне косынку, и повариха весь день щеголяла в обновках. Рыбаки подшучивали над франтихой, но она сегодня была неуязвима, ничто не могло испортить ей праздничного настроения. Косой глаз Мартыновны поблескивал победно и хмельно — именинница на радостях пропустила стопочку.
Вечером Бориса пригласили на женскую половину. В комнате уже сидели Пащенко, Шевчук, бригадир и неизвестный Борису молодой мужчина, смуглый, узколицый, черноволосый.
— Познакомьтесь, — сказала Аннушка и назвала гостя: — Алексей Иванович Цыбин.
О Цыбине Борис слышал: старший инженер научно-исследовательского института рыбного хозяйства, он ездил по береговым постам. Рыбаки говорили о нем уважительно, представлял себе старшего инженера Борис этаким пожилым дядей в негнущемся дождевике, в огромных сапогах, меднолицего. А увидел еще молодого человека в узких брюках, в однобортном легком пиджачке и клетчатой рубашке без галстука. На гвозде у двери висели его плащ — вовсе не брезентовый — и коричневый берет.
Мартыновна внесла сковородку с поджаренной колбасой, извлекла на белый свет две бутылки водки и пригласила гостей к столу. Пили аккуратно, понемногу, не выпивка, а сплошное иносказание. Только поварихе Лукьян Егорович налил полный стакан. Мартыновна было запротестовала, но бригадир сказал:
— Именинница, тебе положено.
И она уступила.
Первый тост сказал бригадир, второй — почетный гость Цыбин, третий поручили Борису, как самому молодому.
Борис пил немного и не захмелел, только развеселился, не так, чтобы очень, самую малость.
— Уважаемая Софья Мартыновна, — начал он, — желаю вам…
У Мартыновны по щекам вдруг покатились крупные слезы.
— Ты шо? — удивился бригадир. — Кругом веселие, а ты из очей воду льешь?
— По имени назвал, — сказала повариха, — по имени-то меня когда звали — и не упомню, — и заплакала в голос.
Аннушка стала ее успокаивать, а Лепко тут же дал совет.
— Выпей, Мартыновна, все пройдет.
Повариха выпила и утихла. А скоро и вовсе завила горе веревочкой и пошла плясать. Она бойко выстукивала каблучками, кружась на одном месте, вскидывала руки и клонила голову набок, по-лебединому.
— «И пить будем и гулять будем, — подпевала себе Мартыновна, — а смерть придет — помирать будем…»
— Ну, Мартыновна, — удивился Шевчук, — ну, змей-баба!
А повариха шла на него, вколачивая каблуки в пол:
— «…Ох, смерть пришла, меня дома не нашла…»
И вдруг круто повернулась повариха к Борису, стала возле него и сказала, с вызовом глядя на бригадира:
— Никому его в обиду не дам! Семка из-за поганого вентеря его бить хотел — не позволю. Ты, Егорыч, порядка не наведешь, сама тому Семке гляделки выцарапаю.
Лепко покосился в сторону Цыбина, замахал руками на повариху.
— Тю на тебя, нашла место, где свару затевать! Уже навели порядок, никто Бориса обижать не собирается, не шуми.
Мартыновна погрозила бригадиру пальцем и подмигнула косым глазом.
Лепко отвернулся.
— Погостевали, и довольно, — сказал он, — завтра подниматься рано, — и первый направился к двери.
Борис вышел вместе с Цыбиным. Они закурили и пошли к берегу.
— Вы тут недавно? — спросил старший инженер.
— Месяца нет.
— Ну и как, не тяжело?
— Поначалу было тяжело, сейчас втянулся.
— Это вы сами решили — в бригаде поработать, или дядя посоветовал?
— Сам решил, — сказал Борис, но вспомнил Раису и поправился. — Посоветовали мне, я и решил. А дядя одобрил.
Цыбин нравился Борису: было в нем что-то четкое и твердое — надежный человек.
— С рыбаками ладите? — спросил старший инженер.
— Вроде бы ничего, ладим.
— Это хорошо. Народ тут крепкий, работящий, но не без хитрости.
Подошел Шевчук. Сухое лицо его казалось вырубленным из темного дерева.