Ходи прямо, хлопец - [37]

— Ладно, ладно, — поднял ладонь бригадир, — кто тебя знает, какой ты, когда выпьешь.

— Да я и допьяна-то ни разу не напивался.

— Значит, сам не знаешь какой. И я не знаю. Шесть рублей бери, остальные я пока сховаю, так оно надежней выйдет.

— Ладно, — согласился Борис, беря шесть рублей.

Сейчас, перед завтраком, несколько человек двинулось в седьмую бригаду «до магазина». Борис тоже пошел: раз уж полагается выставлять угощение, надо выставить, чего тянуть.

Четыре километра прошли быстро — ветер дул в спину. В магазинчике было людно, тесно. Широкий прилавок отделял товары и продавщицу от покупателей. За прилавком командовала Раиса. Со стуком ставила пол-литровки, запечатанные красным сургучом, ловко кидала на весы буханки хлеба и кульки с сахарным песком. Бориса она увидела сразу, как только он вошел. Кивнула, как старому знакомому. Когда подошла его очередь, встретила вопросом:

— Чего же не приходил?

— Некогда было, — ответил Борис и спросил два пол-литра.

— Простой или «Московской»? — понизила голос Раиса. «Московской» на прилавке не было.

— У тебя же только простая, — сказал Борис.

— Для тебя найду и с белой головкой. Ну?

— Давай, — разрешил Борис и через минуту получил две бутылки, завернутые в газету.

— Я тут до четырех, а вечером свобода. Приходи, — будто между прочим сказала Раиса, при этом глянула мимолетно, и взгляд был просящий: «Ждать буду, приходи».

Борис ответил неопределенно:

— Если будет время.

Обратно шел трудно, навстречу ветру. Из головы не выходили слова Раисы о том, что она работает до четырех. «А что же она вечером делает? — задавался Борис вопросом. — Кино тут нет. Может, книжки читает? Едва ли. Что-то не похоже, чтобы она книжками интересовалась…»

Ветер бил в лицо водяной пылью, Борис отплевывался, утирал рукавом лоб, щеки, шею. Ветер на минуту слабел, и опять думалось: «Может, она кружева после работы вяжет — есть такие девицы: может целый день просидеть — губы подожмет, лицо постное, стальным крючком ковыряет и ковыряет… Нет, на Раису это не похоже. А может…» Борис плюнул с досады и обругал себя: «Ну какое тебе дело, чем она вечером занимается? Пойди и посмотри, если очень интересно». И тут же возразил себе: «Чего бы это мне было интересно?.. А если не очень интересно, то и голову себе не морочь!»

Когда он пришел в бригаду, Мартыновна уже носила с кухни миски со вчерашним борщом. Лепко сидел во главе стола. Борис поставил перед ним две бутылки водки и протиснулся на свое место у окна.

— Сдвигай тару, — приказал бригадир, — Васильевич угощает с первой получки.

Васильевичем Бориса тут назвали впервые, и он покраснел.

— Не тушуйся, — улыбнулся ему сидевший напротив Шевчук.

— Эге, — сказал Бутько, — а у Васильевича в магазине блат: «Московскую» там не каждому дают.

Борис молчал, только покраснел гуще. Ответил за него бригадир.

— А что, — сказал он, бестрепетной рукой разливая водку по стаканам и кружкам, — Раиса в хлопцах толк понимает. Тебе, Семен, там не светит, а ему, мабудь, и пофартит.

И Аннушке Лукьян Егорович налил немного в граненый стакан и Мартыновне. У поварихи раньше, чем налить, спросил, хитро прищурясь:

— Выпьешь с нами, Мартыновна!

— Если самую малость, Егорыч.

— Добре, скажи, когда будет довольно.

Лепко лил в ее стакан водку, она молчала. Налив полстакана, бригадир остановился.

— Еще или хватит?

— Ой! — вскинулась Мартыновна. — Куда ж мне столько?

Рыбаки громко засмеялись.

— И чего ржете, как те жеребцы! — прикрикнула повариха.

— Когда много, давай отолью, — предложил Бутько.

— Ладно уж! — Повариха отгородилась от Семки локтем.

— Ну, будем здоровеньки, — и потянулся чокнуться с Борисом.

Выпили дружно. Мартыновна проглотила водку залпом, охнула и вытерла губы рукавом кофты. Все потянулись к балыку. Вместо вилки у каждого рыбака складной нож, они ловко срезают со шкурки куски мякоти и отправляют в рот. Пащенко и хлеб режет на небольшие ломтики. Борис тоже орудует ножом, как заправский рыбак, — научился. Только Аннушка ест рыбу с вилки; что до Мартыновны, то она от рыбаков не отстает. Складного ножа у нее нет, но повариха и столовым действует с завидной сноровкой.

Завтракали не торопясь — спешить сегодня некуда. Лукьян Егорович раскраснелся, потягивает из литровой бригадирской кружки квас, щурит хитрые глаза. Говорит вроде серьезно, а за столом покатываются со смеху.

Небо хмурится, в комнате сгущаются сумерки, хоть лампу зажигай. В море сегодня уже не выйдешь, и рыбаки после завтрака устраивают складчину — на водку. В магазин отправляется Семка.

— Пойдем, — подмигивает он Борису.

— Не пойду, — качает головой Борис. Пить ему больше не хочется. И уходить никуда не хочется. Его тянет к Аннушке, хочется посидеть с ней рядом, поговорить. О чем? А обо всем. С ней, наверное, можно говорить о чем угодно.

Борис настроен торжественно, на память приходят любимые стихи. Он бы с удовольствием прочел сейчас «Арбуз» Багрицкого, вслух, с выражением, но неизвестно, как отнесутся к этому рыбаки, может, посмеются над ним, а Борис не хочет, чтобы над ним смеялись, больше всего на свете боится он показаться смешным.

Аннушка помогла Мартыновне вымыть посуду и ушла в свою комнатку. Борис несколько раз прошелся мимо двери, наконец решился и постучал.