Ходи осматриваясь - [33]

От кладбища я отъехал последним. Свернув с грунтовки, прибавил скорость. Дождя все еще не было, но воздух, казалось, уже насквозь пропитался сыростью и стало ощутимо прохладно. Я поднял стекло почти до отказа, оставив вверху щелочку с палец, и закурил. Мысли вертелись вокруг вдовы. Что бы это значило? Гадать не имело смысла, но ее испуганные, затравленные глаза сильно растревожили меня. Похоже, Саша прав, я действительно ныряю в густой, непроглядный туман — и неизвестно, где вынырну.

Джип я увидел сначала в боковом зеркале. Темно-серая махина шла со скоростью, чрезмерной даже для автострады. Дорога была пуста, но впереди довольно круто огибала выступающий клин рощицы, и я машинально слегка придавил тормозную педаль. Громадный автомобиль настиг меня, с взвизгом промчался слева, описав дугу, вырвался вперед — и внезапно резко застопорил. Я ничего не успел сообразить. Инстинктивно судорожно вжал ногу и одновременно дернул ручник. Скрежет колодок слился с глухим ударом и хрустом. Ошарашенный, я секунд десять точно пребывал в ступоре. Потом медленно открыл дверь и выбрался из машины. Двое мужчин уже поджидали меня у места сшибки. Одного я узнал сразу же, это был здоровяк в кожаном френче, с которым Куликов беседовал на кладбище. Он странно подергивал плечами, точно подчеркивая их мощь.

— Ты что это вытворяешь? — прогундосил он и шагнул ко мне, растопырив громадную пятерню.

Я обошел его и обозрел передок «девятки». Отлегло, повреждения оказались не такими страшными, как предвещал звук удара: заметно подогнуло книзу бампер, чуть помялось правое крыло и треснула фара. Потом, выпрямившись, я оглядел внушительную фигуру здоровяка. Он почему-то расстегнул френч, обнаружив наметившееся брюшко. Слегка одутловатое лицо, не лишенное некоторого мужского шарма, портили круглые совиные глаза.

— Что ты вытворяешь, козел! — тупо повторил он. — Кто это тебе права продавал?

Я саркастически усмехнулся и, стараясь сохранить хладнокровие, с неприкрытой издевкой спросил:

— А дальше? Что еще велели передать мне ваши шефы?

— Чего? — прошипел он, замигав редкими бесцветными ресницами. — Какие еще шефы? Что за ахинея?

— Да он еще и изгаляется, — взвизгнул откуда-то сбоку его сотоварищ. — А ну-ка вмажь ему, Михась.

Я опрометчиво повернулся на голос. И тут мощный кулак врезался мне в челюсть, что-то взорвалось в голове, на миг ввергнув в темноту с круговертью оранжевых блесток. Ноги подкосились. Второй удар пришелся в солнечное сплетение, согнув меня пополам. Потом будто ломом садануло по затылку, и я тяжело рухнул на карачки. Уже сквозь какую-то матовую пелену различил замах черного квадратного башмака — и задохнулся от пронзительной боли в боку. Сволочи! — вспыхнуло в мозгу, — ногами!.. Я никогда в жизни не терял сознания. Очевидно, и сейчас не впал в полное беспамятство, потому что смутно слышал их бессвязные крики и корежился не столько от боли, сколько от яростного чувства унижения и собственной омерзительной беспомощности.

Глухой шум в ушах неожиданно сменился отдаленным воем сирены. Кто-то — очевидно, напарник здоровяка — всполошенно воскликнул:

— Михась, менты!

— О черт! — раздалось в ответ. — Откуда их принесло…

Тупо мотая головой, я попытался стряхнуть застилавшую глаза пелену. Не сразу, но, превозмогая дикую резь в ребрах и где-то в затылке, мне удалось наконец сесть, привалившись к колесу «девятки». Плывущая перспектива замерла и обрела четкость. Я увидел остановившийся слева «уазик». Откинулись двери. Двое в милицейской форме направились к нам, помахивая жезлами. Один из них шагнул ко мне и помог подняться. Это был молодой сухощавый лейтенант с приятным мальчишеским лицом. С зубовным скрежетом я сумел встать на ноги.

— Что здесь, черт побери, происходит?

Второй инспектор с сержантскими лычками на погонах занялся осмотром автомобилей и асфальта вокруг. Здоровяк начал что-то пространно объяснять. Я не слушал. Прислонясь к крылу «девятки», я собирал свой расколовшийся мир. Мне всегда претила жестокость, но сейчас я смотрел на него и давился слепящим гневом. Безудержное желание убивать, причем самым изощренным изуверским способом, распирало виски. Впиться зубами в эту бычью шею — вон туда, прямо над кадыком, молотить и молотить кулаками аккуратный античный нос, вонзить пальцы в туповатые кругляши. Я тщился унять внутреннюю дрожь и загнать пробудившегося зверя в атавистические дебри души.

Голос лейтенанта вспугнул наваждение:

— Ваши документы…

Я оторвался от опоры, пошатнулся и поморщился, прижав ребра локтем. Потом мотнул и просительно прохрипел:

— Возьмите — там на сиденье. Будьте любезны, если не трудно.

Он как-то странно посмотрел на меня, пожал плечами, открыл дверь и достал сумочку. Внимание его привлекло удостоверение — пробежал по нему взглядом и с любопытством покосился на меня, но ничего не сказал. Подошел толстяк — протянул техпаспорт и права. Потом полез за пазуху. Извлек еще какую-то ламинированную квадратную карточку и, подав лейтенанту, многозначительно проговорил:

— Вот, инспектор, гляньте: мы с вами — коллеги.

— Ко-о-олеги? — протянул удивленно инспектор и прочитал вслух — Курлясов Михаил Осипович… Так-так, служба безопасности, значит. — Губы его насмешливо искривились: — Во как, при банке, стало быть, служите, коллега.