Хочу жить! Дневник советской школьницы - [7]

7 марта Любовь Васильевна (Л. В.) вновь была вызвана на допрос, где отказалась отвечать на вопросы, интересовавшие следователя, а 10 марта на ее квартиру прибыли сотрудники органов НКВД и предъявили ей ордер на арест. Чекист, проводивший арест, в рапорте на имя начальника четвертого отдела Управления НКВД по Московской области утверждал, что когда сопровождающие вывели Л. В. на улицу, то дочери ее открыли окна и стали «демонстративно прощаться с последней, обращая внимание посторонних, и громко кричали нам вслед: „Мама, до свидания, не бойся“. В свою очередь арестованная Луговская также начала громко кричать, прощаясь: „До свидания, прощайте, детки“, — пытаясь своим криком обратить внимание прохожих».[59]

На допросах 13 и 15 марта, 21 мая и 5 июня Л. В. категорически отрицала как свои «контрреволюционные настроения», так и подобные настроения мужа, утверждая что «Рыбин — советский человек». В предъявленной ей переписке с мужем отрицала, что возводила там «контрреволюционную клевету на советское государство», что освещала «в антисоветском духе жизнь и быт трудящихся», а также общественную жизнь в советской столице.

На допросе 7 июня следователю все-таки удалось, предъявив ей письма Рыбина, добиться ее вынужденного признания, что «контрреволюционные настроения у него были в вопросах воспитания детей», но подписать этот протокол она категорически отказалась. На очных ставках с арестованными по этому же делу левыми эсерами ей было невозможно отрицать факта посещения ее квартиры товарищами мужа, передачи ею денег и продуктов для отправки их ссыльным товарищам в Великий Устюг, Усть-Сысольск и в Среднюю Азию.

16 марта была арестована ее младшая дочь, школьница Нина Луговская. На допросах, после предъявления ее собственных дневниковых записей, она была вынуждена признать, что «резко враждебно настроена против руководителей ВКП(б), и в первую очередь против Сталина», что имела «террористические намерения против Сталина», подтвердив версию следствия, что причиной такого отношения послужили «репрессии со стороны советской власти по отношению к моему отцу».

Похоже, под диктовку следователя был ею написан совершенно наивный вариант, как она собиралась осуществить покушение на Сталина, причем вопросов о возможности приобретения оружия ей не задавали:

«Я думала только встретить Сталина у Кремля и совершить покушение выстрелом из револьвера, предварительно узнав, когда он выходит из Кремля».

Позднее в письме Хрущеву она объясняла свои признательные показания тем, что отдельные фразы и слова выдернутые из отроческого дневника, были предъявлены ей в качестве доказательств обвинения ее террористических намерений, что сами допросы велись грубо, с угрозами, вплоть до расстрела, и с требованием отречения от своих родителей. Все это, по ее словам, довело ее до такого состояния, когда уже «не имело значения, что подписываешь, — лишь бы поскорее все кончилось».

31 марта была арестована ее старшая сестра Женя,[60] а 14 апреля — и сестра Ольга. Самым серьезным обвинением против них стало «проведение антисоветской деятельности», выразившееся в организации ими сбора подписей под протестом против исключения из института нескольких студенток; такие показания дала одна сокурсница Жени и Ольги, активная комсомолка, презираемая сестрами. По ее словам, сестры Луговские «противопоставили группку студентов студенческой и советской общественности, вернее, партийным и общественным организациям института», а после осуждения их поступка «общественностью» начали демонстрировать «свою аполитичность» и свои «антиобщественные настроения», отказавшись к тому же вступать в комсомол.

27 марта врачебная комиссия Бутырской тюрьмы дала заключение о том, что мать и ее дочери по состоянию здоровья годны «к тяжелому физическому труду». 2 июня изъятые при обыске дневники дочерей, их переписка с отцом и переписка жены с мужем были приобщены к делу как «документальное подтверждение контрреволюционных взглядов к советской власти всех обвиняемых, членов семьи Луговских». Любовь Васильевна, узнавшая об аресте дочерей, была вызвана 9 июня к следователю для подписания протокола об окончании следствия. Здесь она отказалась отвечать на новые вопросы, а когда следователь заявил ей, что «никакие провокации Вам не помогут, и Вы будете давать показания», то она, согласно составленному позднее акту, сорвалась: «Луговская на это ответила неистовым криком: „Вы издеваетесь! Позор для НКВД издеваться над женщиной“».

13 июня трем сестрам, Нине, Евгении и Ольге, было предъявлено «Обвинительное заключение», в котором утверждалось, что они восприняли «контрреволюционную идеологию своего отца», Сергея Федоровича Рыбина-Луговского, что в своих письмах к отцу они описывали общественную и экономическую жизнь в столице, в институте и в деревне «в резко контрреволюционной форме». Главным обвинением против младшей дочери Нины стала подготовка «террористического покушения на тов. Сталина, а также на вождей партии и правительства». Квартира Луговских была представлена следствием как «место явок эсеров, возвращавшихся из ссылок»