Хочу женщину в Ницце - [99]

– Нет, этот, что тебе не по нраву пришелся – Иосиф Рибас, сын кузнеца из Барселоны. Тоже взят мною на русскую службу. Интереснейший человек, умница, хитер как лис, порученцем моим состоял для самых секретных дел. Средь нас я его Осипом Михайловским кликал. Верю, что еще послужит он России нашей. А Христенек – это серб, я его нашел среди единоверцев наших и определил на русскую службу, он у меня на посылках главным адъютантом. Рекомендовал его императрице как верного нам человека. Так ты читать будешь, или как? – Графа начинала раздражать нарочитая дотошность Кориллы.

– Да читаю я, только не всё мне ясно!

Алехан ненадолго удалился в библиотеку, но вскоре снова вернулся и встал у нее за спиной. Она, как прошлой ночью, манила его тонким запахом духов и свежестью здорового тела.

– Ну что, дело к концу? – он торопил Кориллу, чтобы поскорее убрать бумаги на прежнее место.

– Подожди, не торопи меня. Смотри, вот, ты пишешь, – Корилла взяла лист бумаги тонкими пальцами и показала Орлову – «…Оная ж женщина росту небольшого, тела очень сухова, лицом ни бела ни черна, а глаза имеет большие и открытые, цветом темно-карие и косые, брови темно-русые, а на лице есть и веснушки». Это ещё не всё, – Корилла взяла ещё один лист, – вот – «…свойство ж оная имеет довольно отважное, и своею смелостью много хвалится…»

– Ну, так что? – спросил Алехан, почесывая спину о бронзовую рукоять дверцы шкафа.

– Хочу понять я в чем тайна её чар, почему все ее желали? Ответь мне как мужчина!

Она повернула голову, чтобы увидеть глаза графа.

– В том-то и загадка, что чары ее каким-то необъяснимым магнетизмом обладали. Принцессою Елизаветою Второй себя называть изволила в открытую. Глазищи свои черные выставит, иной раз аж не по себе становилось, истинный крест говорю тебе – для пущей убедительности Алехан осенил себя крестным знамением. – Не захочешь, да поверишь, кто пред тобой стоит. Женщина сумасбродная. Одно только сожаление моё вызывает, что не было у меня времени в достатке, чтобы понять и узнать в точности – кто оная в действительности. Она отсюда писала во многие места о моей к ней преданности. Пуще чтоб поверила, я сказал, что с охотою женился бы на ней хоть тотчас. Я принужден был обстоятельством подарить ей мой портрет, который она всегда потом при себе хранила.

– Может, она и здесь, в этом кабинете, у тебя бывала? – глаза Кориллы вспыхнули огнем.

– Нет, – ответил он, – ноги ее в моем паласе никогда не было! За сей портрет недруги мои могли легко придраться ко мне, поскольку тот же Панин, да и матушка сама наперед давали указания не входить в сношения близкие с сей женщиной, а вот Рагузу бомбардировать согласие давали, чтоб её захватить и посадить на корабль. Ещё раз скажу, что женился бы на ней, лишь бы исполнить волю императрицы. Но оная особа сама сказала мне, что не время этим заниматься, что несчастлива она, поскольку цели своей ещё не достигла. Сказывала мне, что только когда сама станет императрицей, сможет меня собою осчастливить.

Корилла протянула бумаги Орлову.

– Из всего того, что я прочла, я поняла, что она была пленена на корабле Грейга, но не верила, что арест сей осуществлен был по твоему приказу, считая, что кто-то её и тебя предал. Якобы ты тоже был арестован, и уже после этого передал ей письмо. Твою руку она признала и стиль твоего изложения на немецком тоже. В письме ты заверил её, что вскоре сам уйдешь из-под караула, а после и её спасешь.

– Да, мой генерал-адъютант Христенек с ней был для вида арестован, и целые сутки провел вместе с ней под караулом на корабле. Иван Христенек стал ей доверенным человеком. Это письмо, что ты сейчас прочла, я вчерне тогда составил и послал императрице, поскольку спешил отправить курьером в Россию Ивана, а вместе с ним и весь Елизаветин архив, пронумерованный мною до последней бумажки. Опасался я тогда, чтобы не проведали недруги о моих планах и не захватили Христенка по дороге в Петербург.

Корилла, прижав пальцы к губам, долго качала головой.

– Одного я не пойму – как такая осторожная женщина допустила явную оплошность, сев к тебе в шлюпку? Если не любовь, то откуда тогда к тебе такое доверие испытала?

– Ты права, женщина, всклепавшая на себя имя высокое, была умная и осторожная, и перед тем, как согласиться на предложение присутствовать на показательном морском сражении моей эскадры на Ливорнском рейде, не единожды приезжала в Ливорно, где встречала любезный прием – в частности, у Джона Дика. Она напустила на себя высокомерную сдержанность, вела себя, как подобает претендентке на престол. Наконец, она действительно поверила, что и я, и Джон Дик, и мои офицеры – все у её ног. Мне пришлось играть рискованную роль и делать вид, что лелею честолюбивые надежды на российский престол. Она желала меня слушать, и я подолгу рассказывал ей о мраморных дворцах Петербурга, о редкой красоте драгоценных камней и о величайших предметах искусства, которыми тешила себя матушка. Помнится, я осмелел настолько, что делал за столом громкие высказывания против Екатерины, поминал имена вельможных российских князей, уставших от ее самовольного правления, и клялся, что толпы дворян готовы следовать за молодой принцессой всюду, если только она соизволит ими править. Я замечал, как она поддавалась искушению обладать абсолютной властью, фантазии кружили ей голову и, желая унять дрожь в коленях, она медленно опускалась в кресло. Прижимая платок к губам, она просила шляхту оставить ее ненадолго, чтобы никто не видел, как у неё от переизбытка чувств горлом начинала идти кровь. Бедный капитан Грейг, он даже после ареста Елизаветы держался с ней почтительно. Она содержалась в капитанской каюте, мы оставили ей в услужение её прислугу и доктора. С целью доставки её в целости и сохранности мы должны были заставить её верить, что она действительно важная вельможа, иначе она смогла бы найти способ наложить на себя руки. Духу у неё на это бы хватило, это точно. Вот чего я действительно не замечал – так это романтических чувств ко мне.