Хочу съесть твою поджелудочную - [2]

— Неужели изучил тему?

Её голос заметно оживился, и мне поневоле пришлось ответить:

— Поджелудочная железа регулирует пищеварение и производство энергии. К примеру, она вырабатывает инсулин, преобразующий сахар в энергию. Без этого органа человек лишается энергии и умирает. Так что извини, но я не смогу угостить тебя своей поджелудочной.

Отчитавшись на одном дыхании, я вернулся к своим делам, а Сакура громко захохотала. Я ощутил некоторый прилив гордости, сочтя, что она оценила мою шутку, но, похоже, поторопился.

— Надо же, [одноклассник, узнавший мой секрет], ты тоже мной заинтересовался!

— Так меня всегда интересуют тяжелобольные одноклассники.

— А я как человек?

— Не знаю.

— Вот, значит, как?!

С этими словами она снова захохотала.

«Не иначе, жара вызвала выброс адреналина, и у неё помутился рассудок», — встревожился я за состояние Сакуры.

Я продолжал работать молча, пока нас не позвала библиотекарь.

Похоже, подошло время закрывать библиотеку. Мы выдвинули одну книгу на полке, как закладкой отмечая место, где прервались, огляделись в поисках забытых вещей и вышли из хранилища. Попав после пекла под холодный ветер от кондиционера, гулявший по читальному залу, наши вспотевшие тела задрожали.

— Освежает!.. — радостно покружившись на месте, сообщила Сакура, затем зашла за стойку выдачи, достала из своего портфеля полотенце и вытерла лицо. Я ленивой походкой проследовал за ней и тоже попытался обсушиться.

— Вы молодцы! Библиотеку я закрыла, так что отдыхайте. Вот чай и сладости.

— Огромное спасибо!

— Спасибо.

Я отпил глоток предложенного библиотекарем прохладного ячменного чая и осмотрел читальный зал. Действительно, ни одного ученика.

— Какие вкусные мандзю![1]

Неизменно подмечавшая всё хорошее, Сакура уютно устроилась на стуле за стойкой. Я тоже прихватил себе один мандзю, отодвинул стул чуть подальше от своей напарницы и сел.

— Извините, что нагрузила. У вас экзамены со следующей недели.

— Что вы, ничего страшного! Мы всегда получаем приличные оценки. Так ведь, [одноклассник, узнавший мой секрет]?

— Да, если на уроках слушаем, что говорят, — уклончиво ответил я и откусил кусок мандзю. Вкусный, однако.

— Вы собираетесь поступать в институт? Ты как, Ямаути?

— Я пока об этом не думала. А может, уже и думать поздно…

— А ты, [тихий ученик]?

— Тоже пока не думал.

— Так нельзя, [одноклассник, узнавший мой секрет]! Обязательно подумай! — встряла с советом Сакура, протягивая руку за вторым мандзю. Я пропустил её слова мимо ушей и отпил чая. К магазинному ячменному чаю я привык, и его вкус мне нравился.

— Вам следует всерьёз задуматься о своём будущем. А то проканителитесь до моих лет!

— Ха-ха-ха! Что вы, до этого не дойдёт!

Они весело смеялись, а я, даже не улыбнувшись, откусил ещё кусок мандзю и запил его чаем.

Всё верно. До этого не дойдёт.

Она не разменяет пятый десяток, как наш библиотекарь. Кроме Сакуры, об этом здесь знал только я, и потому, прежде чем рассмеяться, она мне подмигнула. Как актриса в американском фильме, отпускающая какую-нибудь шутку.

Но замечу: я не засмеялся не потому, что шутка оказалась бестактной. А из-за победного вида Сакуры: «Скажи, забавно получилось?» Он действовал мне на нервы.

Я насупился, и она раздосадованно и строго посмотрела на меня. Заметив её взгляд, я состроил подобие улыбки, чуть вздёрнув уголки губ.

Просидев в закрытой библиотеке около получаса, мы засобирались домой.

К раздевалке мы подошли около шести часов вечера, но солнце ещё вовсю освещало двор, и оттуда доносились голоса — занятия в спортивных секциях были в самом разгаре.

— Ну и жара там, в хранилище!

— Точно.

— Нам и завтра этим заниматься? Впрочем, последний день перед выходными!

— Точно.

— Ты меня слушаешь?

— Слушаю.

Я снял сменку, надел лоферы[2] и двинулся от обувных шкафчиков к выходу. Ворота школы находились в противоположной стороне от спортивной площадки, поэтому крики бейсболистов и регбистов начали постепенно отдаляться. Сакура, громко топая, нарочно ускорила шаг, чтобы держаться со мной наравне.

— Тебя не учили слушать, когда с тобой разговаривают?

— Учили. Я так и делаю.

— И о чём я говорила?

— О мандзю…

— Ты не слушал! А врать нехорошо! — отчитала она меня, словно воспитательница в детском саду.

Я был низковат для мальчика, она — высоковата для девочки, но в итоге мы были почти что одного роста. Довольно свежее ощущение, когда тебя отчитывает кто-то чуть ниже тебя.

— Прости, я задумался.

— Задумался?

Она просияла, с непостижимой лёгкостью стерев с лица хмурую гримасу, и с живым интересом заглянула мне в глаза. Я отошёл немного подальше и сдержанно кивнул:

— Да. Все мысли только об одном. Всё так серьёзно, самому не верится.

— О чём же ты думаешь?

— О тебе.

Я не остановился, не смотрел в её сторону, следил, чтобы разговор звучал совершенно буднично и безо всякого драматизма. А то потом замаешься, если она воспримет мои слова чересчур серьёзно.

Но все приготовления полетели к чертям. Как я и опасался, Сакура отреагировала самым утомительным для меня образом:

— Обо мне? Что ты говоришь?.. Ты… Ты признаёшься мне в любви?! Ой, я с ума сойду!

— Нет… Послушай…

— Да?

— Тебе осталось жить всего ничего. Стоит ли тратить это время на уборку в библиотеке? — спросил я предельно равнодушным тоном, и она недоумевающе склонила голову набок: