Хмурые будни холодной войны. Ее солдаты, прорабы и невольные участники - [89]

. В то же время, в своей речи, произнесённой 30 мая 1970 г. на митинге в г. Байрам Цури, Э. Ходжа заявил о том, что албанская сторона не собирается вмешиваться во внутренние дела Югославии, и, назвав руководство СФРЮ антимарксистским, тем не менее сообщил о готовности расширять отношения с Югославией, а также признал за другими право иметь собственное мнение о ситуации в Албании³⁶. Позиция главы коммунистического режима Албании стала предметом анализа в зарубежных СМИ, включая югославские. В последних высказывалось предположение о готовности Тираны присоединиться к Движению неприсоединения³⁷.

Военно-политический аспект взаимоотношений НРА и КНР приобретал к середине 1970 г. особое значение, так как затрагивал основы внешнеполитического курса коммунистического режима Албании и её позиции на Балканах. Стремление Пекина ослабить советское влияние на международной арене, включая находившуюся под контролем Москвы Восточную Европу, вело к поиску возможных комбинаций, способных обеспечить единство тех из коммунистических государств региона, с которыми у СССР существовали проблемы во взаимоотношениях. Это становилось ясно для албанского партийно-государственного руководства, имевшего собственные интересы усиления роли НРА в региональной политике. В июне 1970 г. в КНР находилась делегация во главе с министром внутренних дел и членом Политбюро ЦК АПТ К. Хазбиу, который встречался с премьером Чжоу Эньлаем и своим коллегой – министров внутренних дел коммунистического режима Каи Шэном. В стратегическом плане албанская сторона была заинтересована в сохранении тесных отношений с КНР, однако начавшиеся американо-китайские консультации, а также активизация политики Пекина на югославском и румынском направлениях воспринимались главой АПТ Э. Ходжей с определенной долей осторожности, так как рассматривались им как угроза снижения роли НРА для КНР как главного союзника и превращения «албанского фактора» исключительно в элемент внешней политики китайского руководства в Балканском регионе. Именно так были восприняты консультации К. Хазбиу в Пекине, когда китайская сторона не предоставила никакой информации ни о поездке высокопоставленной китайской делегации в КНДР, ни о советско-китайских переговорах и о беседах с находившимся в Пекине «человеком № 2» в румынской коммунистической номенклатуре – вице-президентом Государственного Совета Румынии Э. Боднэрашем, прибывшим для консультаций по вопросам двусторонних отношений, ни о ситуации в Индокитае³⁸.

Обеспокоенность главы АПТ тем, что партийно-государственное руководство КНР не сообщило о характере переговоров с советской и румынской сторонами способствовала усилению подозрительности Э. Ходжи относительно истинных планов Пекина в отношении Албании. Предоставление, как стало известно в Тиране, китайской помощи Бухаресту для строительства заводов по производству военной техники и снаряжения, а также заключение Каи Шэна о том, что «вы (албанцы) можете брать затем оружие у румын» лишь укрепили подозрения главы АПТ относительно существования некого «румынского плана на Балканах», целью которого является создание румыно-югославо-албанского союза, поддерживаемого КНР³⁹. В сентябре 1970 г. во время беседы посла НРА в Бухаресте с Э. Боднэрашом последний сам заявил собеседнику о желательности такого альянса, способного «изменить положение в Европе»⁴⁰.

Э. Ходжа был явно недоволен участием КНР в реализации подобного сценария⁴¹ и усматривал в нём опасность, помимо всего прочего, усиления позиций Бухареста, снижения собственной роли в отношениях с КНР, превращения НРА наряду с СФРЮ и коммунистической Румынией лишь в инструмент китайской политики. Одновременно он видел в таком развитии событий угрозу зависимости в военно-техническом отношении от Бухареста, а в перспективе и от Белграда, что было неприемлемо для него, претендовавшего на особую роль в Балканском регионе, а в ряде случаев – ив мире. Возможность усиления позиций Румынии становилась для главы коммунистического режима Албании неприемлемой, что серьезно влияло и пока ещё не озвученные им оценки политики КНР. Идеологизированные характеристики румынских, югославских и китайских внешнеполитических планов, дававшиеся пока в не предназначенных для посторонних записях Э. Ходжи, не могли скрыть сути: в Чаушеску он видел союзника Тито и пытавшегося взять «на себя роль единственного человека, способного осуществить «единство социалистических стран в их идеологическом разнообразии»⁴², а в действиях Китая усматривал стремление реализовать принцип «сближаться с антисоветчиками, используя противоречия» несмотря ни на что⁴³. Поездка в Китай в июле 1970 г. министра обороны Румынии генерал-лейтенанта И. Ионицэ, который возвращался из КНДР, была продлена с трёх до десяти дней, имела особое значение не только для румыно-китайских отношений, но и для взаимоотношений Тираны с Пекином. Информация, преднамеренно сообщенная сотрудником МИДа КНР послу НРА, свидетельствовала о том, что китайская сторона начала оказывать экономическую помощь Н. Чаушеску в военно-технической области с тем, чтобы способствовать созданию и развитию военно-промышленного комплекса Румынии, способного в дальнейшем создать собственное самолетостроение, производство танков, тяжёлого вооружения и лёгкого стрелкового оружия. Более того, сообщалось о возможности заключения специального секретного двустороннего соглашения