Хмельницкий. Книга вторая - [32]

— Что случилось, други-братья во Христе-боге сущем? — спросил он как ни в чем не бывало, разглаживая бороду здоровой рукой. — Разве у нас с вами был когда-нибудь такой беспорядок, когда мы ходили в Крым да на богопротивных турок за море? А под Хотином сам пан гетман Иероним Ходкевич ждет нас, казаков, не начинает войны с богомерзким нехристем султаном. А вы зря тратите здесь свои казацкие силы! Да пусть он пропадет пропадом, — прости меня, пресвятая матерь троеручица, — этот богопротивный Кантемир со своей стотысячной ордой, чтобы наши славные казацкие полки нюхали его мерзкие следы. Пусть идет себе куда хочет голомозый! А мы пригласим нашего войскового священника отца Онуфрия и засветло молебен отслужим. А ночью, да благословит господь, и оторвемся от проклятого Кантемира!..

Этого не ждали заброшенные на границы Молдавии казаки с окровавленными в боях саблями и с перевязанными головами. Большинство восприняло эту речь как протянутую им руку спасения. Еще не успел Сагайдачный соскочить с телеги, как отец Онуфрий уже был доставлен в Круг с ведром воды, кропилом и Евангелием…

…Так и не допустили Якова Бородавку побеседовать со старшинами, оправдаться перед ними. Да и некогда было им слушать его. Коленопреклоненный отец Онуфрий уже служил молебен. Следом за ним падали на колени все старшины и казаки, моля не столько о помощи в войне, сколько о пощаде и прощении всеблагого за какие-то грехи.

А какие грехи — никто не знал. За малые грехи не обезоруживали бы наказного, не заковывали бы его в цепи…

В ту же ночь Сагайдачный в сопровождении своей поредевшей в боях свиты гусар и с полком около двух тысяч всадников повел казацкие войска вдоль Днестра. Орда уже не преследовала их. Бородавку везли в обозе полка Адама Подгурского. Везли на суд польного гетмана, с которым теперь поддерживали постоянную связь. Война входила в обычное русло. Казацкому своеволию, как называли теперь двухмесячные беспрерывные бои у Днестра, был положен конец.

В каждый полк, прибывший к Хотинскому плацдарму, назначили по два-три комиссара из шляхетских полков Ходкевича для поднятия духа и «братания» с королевскими войсками.

По велению польного гетмана Ходкевича немедленно, здесь же в обозе, судили полковника Бородавку. Судили «за преднамеренное противодействие объединению казаков с королевскими вооруженными силами»! Это называлось на языке судей «изменой».

На третий день после прибытия под Хотин казаки узнали о том, что Бородавку казнили, отрубив ему голову…

— За что казнили полковника? — возмущались в сотнях. — Так с каждым из нас могут поступить!..

— Как на кротов набрасывают петлю!..

Но казацкими полками уже командовал опытный воин, Сагайдачный. Подходили полки, рассеянные по степным просторам Приднестровья, возвращались и те, что действовали уже за Днестром, возле Дуная, нанося чувствительные удары янычарам. Полковник Яцко не поверил слухам о позорном свержении наказного Бородавки. Самой страшной карой пригрозил тем, кто будет распространять эти враждебные слухи.

Но для проверки слухов и на раздумья уже не хватало времени. Казакам велели переправляться за Днестр, чтобы поддержать левое крыло войск Ходкевича. Ведь именно с левого фланга и надвигались войска турецкого султана Османа. Двадцатитысячная янычарская конница, возвратившись из молдавских степей, и тут столкнулась со своими противниками, казацкими полками, но уже под началом Сагайдачного и Ходкевича…

Так и не поняли казаки, за что и от чьей коварной руки погиб их атаман Бородавка как раз накануне решающих боев. Подняли ропот, когда уже пересекли Днестр. Снова потребовали от гетмана присылки комиссаров. Но не слова главного комиссара Яна Собеского, не десятитысячная прибавка к плате за службу, а только упорство и воля Сагайдачного, жестоко расправлявшегося с непокорными, сделали казацкое войско решающей силой в Хотинском сражении и в победе над султаном!

Но принесет ли эта победа радость казакам?..

Часть вторая «Жизнью измеряются просторы»

В поле, на свободу… в бой,

Надейся на подвиг лишь свой!

Из Ф.Шиллера

1

Жизнь казацких войск, стоявших под Хотином, была напряжена, как натянутая до предела струна. Убийство сотником Заруцким казацкого полковника Бородавки вызвало недовольство не только казаков, но и джур нового наказного атамана. И неспроста Сагайдачный был так добр и внимателен к старшине гусар Стасю Хмелевскому, проявлял особую заботу о нем. Провожая его в Киев по служебным долам, сопровождать его он поручил своему самому молодому джуре Юрку Лысенко.

Наказному не понравилось настроение, с которым возвратился джура из обоза полка Адама Подгурского. Лысенко и впрямь больше походил на вовгура[15], чем на боевого помощника полковника. Этим прозвищем его стали называть не только старшины, но и казаки. Джуру словно подменили после поездки в полк. Приехал он мрачный, злой и сразу спросил:

— За что же его, пан наказной?..

В вопросе звучал не только упрек, но, может быть, и угроза. О том, что Ходкевич намеревался казнить Бородавку, Сагайдачный знал еще в Варшаве. Он старался заглушить угрызения совести, мучившие его со дня казни Бородавки. Люди гибнут в ожесточенной борьбе против господства знатной шляхты… Ведь он, Сагайдачный, тоже считается шляхтичем!..