Хлыст - [307]
Идея, которую уже полвека вынашивали русские народники, вновь рождалась среди большевиков, поднимаясь по иерархии от Трегубова и Бонч-Бруевича до Калинина и Зиновьева. Шла борьба за наследство Ленина. Фигура его личного друга и вечного сотрудника, авторитетно интерпретировавшего его идеи и даже замыслы, имела в этой борьбе немалую ценность. Но у про-сектантской позиции, и лично у Бонч-Бруевича, были враги. Не менее старый большевик Степанов-Скворцов призывал к осторожности. Сектантов надо рассматривать «не в свете возглавленных их далекими предками коммунистических движений, […] а в их реальной действительности», — писал он в Правде. В реальной действительности по Степанову-Скворцову, союз большевиков с сектантами приведет к обратному результату: «к установлению и укреплению, при нашем простодушном содействии, смычки крестьянства с формирующейся деревенской буржуазией»[2351]. Бонч-Бруевич отвечал с сарказмом: «Надо же, наконец, знать тот народ, которым управляешь»[2352]. Со знанием народа на 13-м съезде выступал некий С. А. Бергавинов:
У нас налогов сектанты не платят, в армию не идут, ведут смычку с кулаком, ведут работу по втягиванию бедняцкого слоя […] Если мы будем оказывать сектантам внимание, мы создадим стимул к их развитию за счет бедняцких слоев, а этого мы не можем допустить[2353].
Молодые коммунисты, за которыми стоял Троцкий, и партийные специалисты по воинствующему атеизму возражали против заигрывания с сектами. Неожиданно для многих наблюдателей, вопрос о сектах вызвал раскол стратегических сил партии. Дискуссия развернулась на секции по работе в деревне, где за резолюцию о сектах выступили Зиновьев, Луначарский и Бонч-Бруевич, а против линии ЦК — Степанов-Скворцов, Емельян Ярославский, Красиков, Буденный.
Согласно Степанову, «мы пустимся в авантюру» и будем «поощрять прозелитизм», если поддержим сектантов, как предлагает ЦК[2354]. Буденный сказал, что специально знакомился с этим вопросом в 1922 году; к сектантам тогда «стали переходить очень многие, главным образом бедняки, для того, чтобы не идти в армию», — говорил Буденный[2355]. Среди сектантов «сидят хлопцы более умелые, чем наши живисты и автокефалы», — утверждал Бергавинов, имея в виду текущие расколы внутри православной церкви. Некий Иванов дополнил: «у этих сектантов недавно отобрали 40 миллионов патронов и 10 тысяч винтовок»[2356].
Опираясь на чувства старых большевиков, Бонч-Бруевич сумел создать блок, в рамках которого его позиция оказалась совпадающей с генеральной линией партии. Защиту линии ЦК в этом вопросе неожиданно возглавил Зиновьев; его аргументам не откажешь в реализме:
Мы живем в крестьянской стране, неграмотной на 70 % […] Тут еще надо подойти к сектантам, а ведь их, минимум, 10 миллионов. […] У нас есть рабочие, беспартийные сектанты, я лично сам с таким знаком. Он всю революцию прошел с нами […] Нам нужно приблизиться к ним, чтобы в деревне и через них иметь некоторую опору[2357].
Участвовал в полемике и Луначарский, в прошлом богостроитель и автор Дифирамбов Дионису, ныне нарком просвещения и автор пьесы Кромвель. Дополнив личные воспоминания Зиновьева солидной исторической перспективой, Луначарский предупреждал о «недопустимости враждебных демонстраций против русского сектантства». По Луначарскому, сектантство —
зародыш реформации в России. Революция делает реформацию ненужной, но эти реформаты разбиваются на многие оттенки, из которых многие близки нам[2358].
Чтобы высказать эту позицию и поддержать борьбу старых большевиков против новых и неясных еще тенденций, руководитель Наркомпроса, конечно, и пришел на секцию работы в деревне. Но полнее и солиднее всех говорил Бонч-Бруевич. Он поручился и за то, что сектанты аккуратно платят налоги, и за то, что от армии им уклониться на деле крайне трудно, потому что для этого надо доказать, что и отец, и дед тоже были сектантами. Главным аргументом Бонч-Бруевича являлся, однако, прецедент Воззвания 1921 года. По его словам, «и Наркомюст, и НКВД, и НК РКИ признали в громадных сектантских массах еще в 1921 наличность элементов, которые нам содружествуют»[2359]. Вопрос был вынесен на пленарное заседание съезда, где про-сектантскую позицию большевистской элиты поддержал авторитетный Рыков. Аргументы его воспроизводили идеи Бонч-Бруевича времен 2-го съезда:
Сектантство наше в высшей степени разнообразно. Мы знаем, что на почве религиозного движения имели место и революционные движения, проникнутые в большой степени коллективизмом. Мы знаем сектантское движение, которое в период дореволюционный иногда сотрудничало с нами […] Те сектантские движения, которые […] иногда близки к отрицанию частной собственности, нужно использовать всячески и целиком[2360].
«Всероссийский староста» Михаил Калинин, считавшийся ближе других к крестьянским массам, соглашался с проектом Бонч-Бруевича. Он говорил собственными словами, добавлял интересные идеи и, очевидно, знал вопрос из личных источников:
