Хлебопашец - [46]

Еще и еще раз перечитал те строчки, где В. И. Ленин писал, что земля — это главное, весьма оригинальное средство производства. Его нельзя ни заменить никаким другим, ни произвести вновь, как машину. Но если с ним правильно обращаться, то это важное средство производства не только не снашивается, а и улучшается.

Записал Мальцев себе: если правильно обращаться, то земля не только не снашивается, но еще и улучшается. Вывод этот вытекал из учения К. Маркса, который утверждал, что производительная сила, находящаяся в распоряжении человечества, беспредельна. Урожайность земли может быть бесконечно повышена приложением капитала, труда и науки.

Уяснив эти основополагающие взгляды классиков материалистического учения, Мальцев неминуемо должен был задать себе вопрос: чем же в таком случае мы мешаем природе, занимаясь хлебопашеством? Где, в чем мы поступаем неправильно? Почему это важное средство производства, находясь в нашем распоряжении, все же снашивается?

А не потому ли земля беднеет, что мы нарушаем условия, при которых природа творит почву? Да, многолетние травы улучшают ее плодородие — это факт. Но, высевая их, мы на два-три года исключаем обработку почвы плугом. Как писал и сам Вильямс, травопольная система «взята из природы — она представляет подражание тем процессам, которые совершаются в перелогах, залежах и целинных землях, в которых многолетние злаки разбивают своими корнями почву на комочки и пропитывают каждый комочек свежим перегноем».

А что происходит там, где возделываются однолетние? Тут мы не только не подражаем тем процессам, которые совершаются в природе, а нарушаем их — пашем ежегодно, а то и несколько раз за сезон, и пашем с оборотом пласта, при этом постоянно перемещаем почву: верхний плодородный слой вниз, нижний — вверх. Не действуем ли мы этим себе во вред?

К тому же в рыхлой почве при большом притоке воздуха, как это подчеркивал и Вильямс, разложение корневых остатков происходит значительно быстрее, вплоть до их минерализации, что ухудшает структуру почвы, обедняет запас органических веществ, а значит, и снижает плодородие почвы.

Но разве в этом повинны злаки, а не агротехника их возделывания?

Придя к этой догадке, Мальцев вспомнил про опыт, который он поставил в 1943 году на засоренном овсюгом поле, про восьмую делянку. Ее он не стал пахать плугом, чтобы не прятать сорняки на глубину, обработал лишь конной дисковой бороной: сначала спровоцировал рост сорняков, а потом уничтожил их бороной.

Посеял пшеницу на этом поле поздно, 26 мая. Без пахоты посеял, в хорошо продискованную и проборонованную почву. И вот вопреки всем ожиданиям получил неожиданный результат: именно на этой делянке уродилась самая чистая н добрая пшеничка.

В то время Мальцев не придал этому факту никакого иного значения, не сделал никакого другого вывода, кроме одного: с сорняками лучше бороться дисковкой, а не пахотой.

— Тогда я не обратил внимания на то, что хлеб может хорошо расти и на непаханой, уплотненной почве,— признается он не без сожаления.

Да, бывает с человеком и такое: сеял по непаханой почве и не обратил никакого внимания на то, что не пахал, а хлеб уродился даже лучше, чем на вспаханных делянках.

И вот, вспомнив это, Мальцев задумался: а может быть, крестьяне были ближе к истине, объясняя истощение плодородия тем, что земля «выпахалась» и требует отдыха? От чего? От пахоты, от постоянного оборота пласта, а вовсе не от однолетних культур? Ну конечно же, обрабатывая почву, мы вмешиваемся в природу, нарушаем ее законы. Но можем ли мы так возделывать землю, чтобы не только не нарушать законы природы, а обращать их себе на пользу? Чтобы злаки не разрушали (если они разрушают?), а создавали еще большее плодородие почвы?

Снова засел за книги...

С карандашом в руках перечитывал труды Вильямса.

«Полевое однолетнее растение не может накопить в почве органического вещества, органических остатков. Наоборот, оно требует непрерывного разрушения запаса органического вещества, имеющегося в почве. Это существенное, ясно выраженное свойство полевых растений»,— утверждал без всяких оговорок академик. И тут же: «Уже почти сто лет назад оно было совершенно точно формулировано положением о том, что нет более прямого пути к абсолютному ограблению, обеднению почвы, как беспрерывная культура однолетних растений. Это положение до сих пор не опровергнуто никем».

Вильямс имел в виду положение, сформулированное еще в первой половине XIX века основателем немецкой агрохимической школы Юстусом Либихом. Это он, Либих, как считают в ученом мире и утверждают все энциклопедии, высказал теорию минерального питания растений, положившую начало широкому внедрению минеральных удобрений в земледелии — восстановлению плодородия почвы за счет возврата ей взятых растениями веществ.

Как же забывчивы люди! Сделал это на семьдесят лет раньше Андрей Тимофеевич Болотов, первый русский ученый агроном. Тот самый Болотов, который первым произнес хорошо знакомое нам слово «картошка»,— так он назвал заморские «земляные яблоки», которые, вопреки приказу Петра I, высаживались лишь на цветочных клумбах как экзотические растения. Первым в России приступил к выращиванию их на огороде. Не для украшения, а в пищу, тем самым положив начало массовому распространению на Руси «второго хлеба», без которого наш стол сегодня немыслим. Тот Болотов, который рискнул сорвать с клумбы и съесть «любовное яблочко», считавшееся не только в России, но во всем мире смертельно ядовитым. То был... обыкновенный помидор, который благодаря Болотову, опровергнувшему напрасные страхи человеческие, стал желанным продуктом питания.