Хлебопашец - [44]
Ефремов знал, что он не одинок, что наставник в случае чего не оставит его в беде и любой удар примет на себя.
Колхоз «Заветы Ленина» взялся вырастить стопудовый урожай. И призвал земледельцев Зауралья отсеяться в лучшие агротехнические сроки. Но имел в виду свои сроки. Однако на всех совещаниях и в местной печати разговор теперь шел только о раннем севе.
Весна наступила ранняя и теплая. Каждый день в газете и по радио с восторгом рассказывалось о ходе сева, начатого намного раньше прежних лет. Похвальбу эту Мальцев выслушивал как насмешку над здравым смыслом. Публиковались сводки, в которых колхоз «Заветы Ленина» занимал последнее место,— в графе был жирный прочерк: не посеяно ни одного гектара. То же и в первые дни мая. А погода установилась ясная, солнечная.
— Чего вы ждете? — с недоумением спросили Мальцева приехавшие из Кургана уполномоченные,
Один — из управления сельского хозяйства, второй — из областной газеты.
— Мы не ждем,— возразил Мальцев. — Мы землю готовим к севу.
И правда, на полях вовсю шла работа. Ну, точь-в-точь как в тридцатом: и погода такая же и разговоры те же.
— Но вы только бороните, а всюду давно уже сеют.
— И мы начнем скоро. Вот только дождемся, когда сорняки взойдут, а до тех пор бросать зерно в землю нет смысла.
— Да они взойдут дней через десять!
— Верно. Не раньше.
— И вы до середины мая не будете сеять?
— А что же тут страшного? Это и есть лучшее в наших климатических условиях время сева.
Уполномоченные позлословили, покрутились в селе и уехали, ничего не добившись. Однако через несколько дней стало ясно, зачем они приезжали.
В областной газете 11 мая появилась гневная статья. И какая! «Не в ладах с агротехникой».
«Артель «Заветы Ленина»,— говорилось в ней,— обладает мощной посевной техникой: четыре гусеничных трактора, сто голов рабочего тягла и около четырехсот трудоспособных колхозников. С такой силой можно было бы уже засеять большие площади. Однако ни хорошая, солнечная погода, установившаяся с 1 мая, ни пересыхание широких массивов почвы не заставили правление и его председателя покончить с вредной раскачкой».
Завершало статью такое требование:
«Пора районным организациям покончить с невмешательством в дела колхоза и навести в нем порядок. То же самое требуется сделать и в Шадринской МТС. Затягивая сев, правление ставит выполнение своих обязательств (получить стопудовый урожай) под серьезный удар. Долг колхозников, хозяев артели, поправить его грубые ошибки в севе»...
В тот же день из района поступил категорический приказ: сеять!
Мальцев ходил сам не свой, словно отстраненный от дела, от поля, будто сняли с него все заботы и ответственность за урожай. От этого чувства на душе было пусто и тоскливо.
Покачивались, легонько пылили по полям сеялки. В сводке уже значилось четыреста засеянных гектаров. Посеяно все зяблевое поле. Скоро переедут на паровой клин. Подумал Мальцев об этом и словно бы очнулся.
Потом он так будет вспоминать этот трагический моменте
— Когда стали присматриваться к парам, чтобы и их засеять, я объявил, что не дам, лягу под трактор.
Знали в районе, что он и правда ляжет. А это скандал на всю страну. И отступились от него. Не от полевода отступились, от депутата Верховного Совета. Ладно, делай как знаешь... Посевная в области успешно завершалась, и понуждать его уже не было надобности.
Отступиться-то отступились, но четыреста гектаров засеяно раньше времени... Обошел он их, посмотрел— сорняками зарастают. Нет, не будет здесь урожая. Не то что ста пудов не будет, но и пятидесяти ждать нечего. Но как докажешь осенью, что «не в ладах с агротехникой» не он, а тот, кто понуждал сеять рано? Сравнением с теми полями, которые засеяны в срок? Но таким сравненнем упрямым людям ничего не докажешь: хоть и рядом, да все же разные.
И Мальцев...
— Запряг я три лошади и 25 мая собственноручно в шести местах передисковал посевы. И всходы пшеницы уничтожил и овсюг. А на другой день, 26 мая, перепряг лошадей в конную сеялку и заново засеял тем же сортом, каким и раньше сеяли.
Прискакал на поле председатель — а оно у самой дороги, на виду. Слез с коня — и остолбенел. По хлебному полю, уже зазеленевшему, пролегли черные полосы, только что взрыхленные. Не пашня взрыхлена, а хлебная нива...
— Что ты делаешь?
— Не шуми, Иван Никонович, мне и самому страшно. И уезжай, будто не видел в ничего не знаешь.
— Ох, и наживешь же беды, упрямый ты человек!
— Урожай нас рассудит...
Через несколько дней зазеленели и полосы, которые Мальцев будет называть делянками. На них поднималась чистая и кустистая пшеница. Полосы чистой пшеницы по густо заросшему сорняками полю.
Быстро земля слухом полнится! Вроде бы и знать никто не знал, а вдоль полос, заметных издали, все четче обозначались тропинки: прослышали все же, ходят, смотрят...
Сначала торили тропинки председатели да агрономы соседних хозяйств, потом потянулись специалисты да руководители из района.
Пошли разговоры: мол, этими делянками Мальцев подрывает авторитет всего руководства...
Мальцев не хитрил, не подыскивал удобных оправданий и отговорок, а отвечал прямо и жестко:
В книге Ивана Филоненко собраны его лучшие очерки последних лет, печатавшиеся в журналах «Октябрь», «Москва», «Наш современник», «Сельская новь» и в других изданиях. Герои очерков — наши современники, труженики Нечерноземья, люди, посвятившие свою жизнь преобразованию коренных земель России. Читатель найдет здесь размышления о перспективах дальнейшего развития колхозной деревни, о роли науки в решении Продовольственной программы партии, о морально-этических факторах, влияющих на жизнь сегодняшнего села.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.