Хлебопашец - [40]
«Ваш сын,— читал Мальцев,— геройски погиб... в бою против немецко-фашистских оккупантов... при взятии города Тростянец...»
Нет сына, надежды его нет.. И Савву скоро снаряжать на проклятую эту войну...
А поле не ведало человеческого горя, звало к продолжению подоспевших дел: коси, убирай, запасай все, что земля народила. Запасай для тех, кто жив, кому жить. И думай, как лучше управиться, чтобы не оскудела без ухода земля, не поросла дикими бурьянами.
Зажав боль свою, Мальцев анализирует результаты опыта. И со слезами в душе сухо пишет:
«Не имею здесь возможности подробно разбирать ход развития пшеницы на каждой делянке. Можно только сказать, что опыт получился очень наглядный: с первых дней до самой уборки разница между делянками была исключительно четкая и ясно отвечала на вопрос о том, как можно получить богатый урожай пшеницы на сильно заовсюженной стерне, не вспаханной с осени, и как можно в данном случае лишиться урожая».
Для тех, кто знал обстановку, сложившуюся на полях Зауралья, слова эти звучали сурово. В них был ответ на вопрос, как «лишились урожая» многие и многие хозяйства области, которые в 1943 году засыпали в закрома так мало зерна, что оказались не в состоянии прокормить себя. Из государственных ресурсов, и без того истощенных войной, им было отпущено 32 тысячи тонн семенного зерна и выделена значительная продовольственная ссуда.
Какие же стихийные бедствия, кроме тех огромных бедствий, которые принесла война, обрушились на поля Зауралья?
Никакие, отвечал Мальцев. Лето выдалось самое обычное.
Как область лишилась урожая, показывала та делянка, которую Мальцев засеял до появления всходов овсюга. Сорняк здесь начал всходить почти одновременно с пшеницей и очень скоро подавил ее, иссушил почву. С этой делянки Мальцев собрал в пересчете на гектар всего три центнера щуплого зерна. А ведь так многие хозяйства и сеяли. Вот и остались без хлеба.
И Мальцев делает вывод: опыты «многократно и в разных вариантах подтверждают, что в наших условиях первоочередной задачей при выезде в поле весной является закрытие влаги на полях. Это мероприятие не только обеспечивает сохранение влаги, но и создает условия, способствующие прорастанию овсюга и других семенных сорняков, уничтожаемых предпосевной обработкой. Там, где эта работа была своевременно и заботливо проведена и выдержана до конца, результаты получились поразительные».
Поразительными они были не только на опытных делянках, но и на сотнях гектаров колхозного поля, где удалось применить ту же технологию и где сеяли не в начале, а в последних числах мая.
Это был самый тяжкий год в пору лихолетья. Война подобрала почти всех мужчин. Деревня жила на пределе усталости. Но и в этом тяжелейшем 1943 году колхоз «Заветы Ленина» значительно перевыполнил план хлебосдачи и вывез на элеватор 7845 центнеров зерна, на 1420 центнеров больше, чем в предыдущем, более благоприятном году. Рассчитавшись сполна с государством, засыпал семена, в срок расплатился за выполненную работу с МТС и выдал своим колхозникам на трудодни.
Это приносило уставшим людям облегчение: хороший урожай убирать радостнее, а поэтому и легче, чем плохой. Не напрасно, значит, делали по две нормы. И у людей словно бы появлялось второе дыхание: результативный труд добавляет человеку сил, тогда как напрасно растраченный опустошает даже сильного.
Мальцев радовался успеху и огорчался: он думал о причинах недорода, постигшего не район даже, а целую область, и не только Курганскую. Как же накладно это для страны, для ее экономики! Как скажется это на народе, который и без того недоедает...
Он вновь и вновь возвращался к результатам опыта. Ему не давала покоя делянка под номером восемь — ее он не пахал ни осенью, ни весной, а только продисковал. И получил самый неожиданный результат: пшеница хорошо перенесла засуху и уродила даже лучше, чем по свежей вспашке.
«Должно быть, потому,— размышлял Мальцев,— что на этой делянке семена пшеницы попали на влажную, уплотненную подошву и сверху были прикрыты хорошо разрыхленным слоем земли, предохраняющим почву от иссушения».
Через всю страну шли и шли в сорок пятом эшелоны с демобилизованными воинами. Возвращались домой отцы, мужья, сыновья, братья. От железнодорожных станций и полустанков разъезжались они по проселкам на подводах и попутных машинах, шли пешком — только бы своих скорее увидеть.
Как же истосковались люди за четыре тяжких года по счастливым улыбкам. И как же велика была горечь утраты: в каждом доме, встречая одного, оплакивали другого, а то и двоих-троих.
Мальцевы никого не встречали: Константин лежит в земле где-то среди России, Савва, заступивший место брата в том же сорок третьем, в госпитале мучится с тяжелыми ранами.
Да только ли Мальцевы никого не встречали?
И все же не горем жили люди, а радостью: на земле наступил мир, которого так долго ждали. Жили новыми событиями. Праздником шагала по городам и селам первая послевоенная кампания по выборам в Верховный Совет страны. Именно этому Совету, о чем уже знали все, предстояло рассмотреть и принять пятилетний план восстановления и развития народного хозяйства, подорванного войной. Колхозники и рабочие Зауралья своим кандидатом в депутаты Верховного Совета страны выдвинули Терентия Семеновича Мальцева
В книге Ивана Филоненко собраны его лучшие очерки последних лет, печатавшиеся в журналах «Октябрь», «Москва», «Наш современник», «Сельская новь» и в других изданиях. Герои очерков — наши современники, труженики Нечерноземья, люди, посвятившие свою жизнь преобразованию коренных земель России. Читатель найдет здесь размышления о перспективах дальнейшего развития колхозной деревни, о роли науки в решении Продовольственной программы партии, о морально-этических факторах, влияющих на жизнь сегодняшнего села.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.