Хлебопашец - [29]

Однако супится, молчит председатель, будто слова его лишили, а лишить его слова, мужики хорошо это знали, еще никому не удавалось. Худо, значит, дело.

Тут и милиционеры к табору подошли и давай строжиться: почему да отчего? В других деревнях, в таких-то и таких, уже успешно отсеялись, а вы что ж удумали? На саботаж шагнули в связи с сопротивлением классового врага?

Говорят, а сами на Терентия Мальцева исподлобья поглядывают, будто дюже интересно им знать, что он там в телеге ищет, зачем в сумку полез.

Зашумели, засмеялись колхозники:

— Мы-то думали, случилось что. А раз не случилось, то и беспокоиться нечего, товарищи милиционеры, поезжайте делать свое дело, а мы свое знаем, отсеемся к сроку.

— Какой же срок, если другие отсеялись? — не отступали приезжие.

— А у нас свой срок, в этом деле нам другие не указ.

Тут все были хозяева, знавшие, что и как надо делать, чтобы с урожаем осенью быть. Не смутить их, не сбить с толку. И полевод Мальцев, достававший из сумки план агротехнических работ, был благодарен им за это упорство, за то, что не отступились. Не он оправдывался, а они объясняли уполномоченным, почему это делается так, а не эдак. И про влагу объяснили, и про сорняки, и что поздние посевы лучше переносят сухое лето. Он был благодарен им за крепкую эту поддержку и за понимание. Нет, не зря отдавал столько времени занятиям в кружке.

Милиционеры, выслушав лекцию по агротехнике, в план заглянули, по полю походили, земельку в охотку поборонили, а когда поборонили, то поняли, согласились, что резон тут есть, что урожай при такой подготовке будет, пожалуй, получше. Уехали.

Босиком, с сумкой через плечо, в которой рядом с планом посевных площадей лежала книга по агрономии и тут же — в тряпицу завернутая горбушка хлеба да бутылка молока, бегал по полям Терентий Мальцев, поспевая всюду: где пашут, где боронят, а где уже и сеют — везде надо поспеть. Председатель велел лошадь ему оседлать, но он отказался:

— Что я буду, как барин...

Чаще всего — по нескольку раз на дню — он наведывался на опытное поле, под которое общим решением отвели его бывший собственный надел: там земля получше ухожена и от сорняков очищена.

— А нужно ли? — усомнились было члены правления, когда Терентий сказал, что в плане посевных площадей надо выделить участок для опытов.

— Да как же не нужно? — удивился такому вопросу Мальцев. В таком большом хозяйстве не иметь опытного поля, если даже на единоличном наделе он выкраивал место для опытов!

— На нем мы будем проверять и размножать новые сорта, испытывать разные приемы агротехники, проверять опыт, который почерпнем у других. А если будем ждать, когда другие все сделают и нас научат, то нескоро мы дойдем до зажиточной жизни...

И убедил. Здесь, на опытном поле, он и высеял все шестнадцать пудов сортовой пшенички, которую размножил в единоличном своем хозяйстве. И вот теперь она уже заняла полтора гектара.

Здесь он будет ставить опыты с разными сроками сева и искать объяснения полученным результатам.

Правда, на собраниях снова и снова заговаривали о том, что полевод своими затеями только загружает колхоз добавочной работой, зря расходует трудодни. Мальцев хоть и кипятился, но понимал: он делом должен доказать, что траты эти не напрасны убедить колхозников урожаем. А колхозники в ту пору еще не научились перекладывать  всю заботу о хозяйстве на председателя и на правление, не только не молчали, но и шумели, когда видели: в общем хозяйстве что-то делается не так, что-то можно сделать иначе, с большей пользой.

Мальцев ждал жатвы: только она подтвердит или опровергнет все его действия. И первая же жатва выдвинула колхоз «Заветы Ленина» в одно из лучших хозяйств округа. Собрали стопудовый урожай пшеницы с гектара! В два раза больше, чем другие колхозы. Никогда еще не бывали и мальцевские крестьяне с таким хлебом. Даже старики не припоминали такого умолота. Бывало, конечно, что на отдельных полосках намолачивали и поболее, но чтобы на круг столько, чтобы все полоски так уродили,— нет, не было такого.

Колхозники получили на трудодни столько зерна, что многим хватит его не на один год. По пятьсот — шестьсот пудов получали.

На районной выставке «Заветам Ленина» присудили первую премию, подарили племенного быка и породистого жеребца.

Терентия Мальцева отличили особо — вручили путевку на Омскую опытную сельскохозяйственную станцию: поезжай, посмотри, поучись, может, что еще позаимствуешь.

Он, конечно, поедет, но сейчас надо поразузнать, почему колхозники соседних сел в два раза меньше намолотили. Неужели потому, что рано посеяли?

— Сеяли-то мы рано,— признался ему один собеседник,— а вышло, что поздно.

— Как так?

— А так. Пересевали многие поля — окаянный овсюг все ранние посевы задушил.

Жена, поругивавшая когда-то Терентия за невнимание к собственной выгоде, в чем и сам он признавался («Никто в деревне Мальцево не растил хлеб лучше меня, и никто не выручал за него меньше меня...»), теперь вспоминала о той поре не без сожаления. Пусть не было никакого дохода от его стараний, но дома чаще видела мужа. А теперь и возвращался затемно и уходил чуть свет, так что и дом, и дети, и подворье с коровой и птицей, и огород — все было на ней и детях. А на нем — колхозное поле и все заботы об урожае.