Хлебопашец - [28]

— Не о том ты сейчас говоришь, беспокоишься,— прервал его Егор Коротовских. — Нам нужнее будут не руки твои, а голова, и хотим, чтобы ты стал хозяином всей земли колхозной, полеводом.

— Я согласен, если народ доверяет.

— Доверяем. И вручаем тебе наше самое ценное богатство — землю. Содержи ее в чистоте и почете, заставляй из года в год родить все больше хлеба, очищай ее от сорняков и не давай им угнетать наши колхозные посевы...

Наказ этот, высказанный Егором Коротовских от имени односельчан, запомнит Мальцев на всю жизнь. И всю жизнь будет свято исполнять его.

На плечи ложилась большая и тяжелая забота — нести ответственность за урожай на широком колхозном поле. Еще вчера за свои ошибки он расплачивался только сам. Теперь любая его оплошность скажется ка всех односельчанах. Значит, надо учиться хозяйствовать наверняка.

Должность эта станет для него университетом, в котором самый старший экзаменатор — матушка-природа, то добрая и щедрая, то безжалостно скупая, мучащая земледельца невзгодами — дождями, когда они не нужны, или сушью, когда нужны дожди.

6

Весна 1930 года выдалась на редкость ранняя, словно истомилась ожиданием, словно и природе не терпелось испытать, что же будут делать эти люди, еще прошлым летом работавшие каждый сам по себе. А сегодня они свели из двухсот дворов в общую конюшню 260 лошадей с жеребятами, свезли на общий двор весь инвентарь, который в складчину и на кредиты был куплен в двадцатых годах,—13 конных сеялок,  15 жаток, 9 молотилок, четыре веялки, десятка четыре самодельных лапчатых борон, выкованных сельским кузнецом Евтифием Иониным по образцу, изготовленному для Терентия Мальцева еще к весне двадцать второго года.

Люди эти уже перемерили всю землю — насчитали 2318 гектаров пашни да 400 гектаров луга. Терентий Мальцев составил план сева со всеми агротехническими мероприятиями. План этот колхозники так строго обсуждали, что полеводу еще до наступления тепла жарко стало. Сначала на заседании правления, потом на общем собрании. Согласились: с севом не торопиться, но перед тем надо пробороновать все поля, чтобы овсюг пошел в рост скорее, уничтожить его, а уж после и зерно в землю бросать.

Рушились, перепахивались межи, те нерушимые грани, которые веками отделяли мое от твоего. И было поначалу чуть-чуть жутковато трогать их плугом — будто что-то недозволенное совершаешь. Жутко и озорно: ни моего, ни твоего нет, есть широкое поле от леса до леса.

Навсегда запомнит Терентий Мальцев эту весну.

— С каким усердием и наслаждением наши колхозники принялись обрабатывать свою землю, очищать ее от сорняков! Работали так, будто соскучились по артельной дружной работе,— расскажет он через годы своим молодым слушателям, внукам тех, кто был с ним на том весеннем поле в 1930 году.— Крепко поддержали они меня, когда недальновидные представители района пытались заставить нас сеять пшеницу, пока не был еще проращен и уничтожен овсюг...

Вести из села Мальцево не на шутку встревожили и переполошили в районе многих: ну как же, все колхозы уже отсеялись, а в «Заветах», оказывается, даже не начинали! В переполохе родилась догадка: это враждебная выходка кулацких элементов, заручившихся круговой порукой. Разобраться, выявить, пресечь, мобилизовать сознательную часть колхозников на ударный сев — с таким поручением срочно снарядили в Мальцево наряд милиции из пяти человек.

Ехали они туда и представляли: все мужички сидят сейчас по избам или на своих огородах копаются. Кулаки заступили им дорогу в поле, с ума-разума сбивают. И уже рисовали в воображении, как будут докапываться до зачинщиков саботажа, как поднимут мужиков на ударный сев — день и ночь будут они у них сеять.

Однако в деревне никого не обнаружили, кроме малых ребятишек да стариков,— ни в избах, ни на огородах. «В поле»,— сказывали все. Сговорились, что ли? Зашли в сельсовет — никого. В правлении колхоза — ни души. Ладно, в поле поехали, в ту сторону, куда ребятишки указали: им больше веры, чем старикам.

— Ага, вон они, что-то и правда в поле делают. Может, сеют все же? — Присмотрелись: нет, не сеют, боронят.

Колхозники тоже завидели их. Завидели и встревожились: не приключилось ли чего?

Вышел к дороге гостей встретить Иван Никоновнч Коротовских, избранный колхозниками председателем. Он, недавно вернувшись с военной службы, и сегодня еще ходил в красноармейской гимнастерке, а если бы не теплынь, если бы чуть прохладой дохнуло, то и шинель непременно была бы на нем, а на голове буденовка со звездой — и то и другое лежало где-то под кустом. Всем своим видом, лихим и бравым, он как бы говорил: «Мы начали важное дело, нам и увенчать его победой». Победа виделась близко, ожидалась с первой же жатвой.

Но разговор председателя с милиционерами что-то явно затягивался и становился все громче: спорили о чем-то. Потом увидели колхозники, как Ивана словно бы в сторонку отставили, а на разговор позвали тех, кто ближе к ним работал. Если уж так, то всем пора пошабашить, все равно обед скоро.

Сошлись к котлу, у которого бабы кашеварили. Тут телеги стояли, сбруя лежала — так что есть, где присесть.