Хлеб великанов - [8]

Но его ни за что, ни за что не должна слышать мама! Потому что он прекрасно знает, что она станет смеяться — она всегда так смеется, что у тебя внутри все съеживается, так что ты чуть не корчишься… А еще она скажет что-нибудь такое — она всегда говорит такое, чего ты терпеть не можешь: «До чего же забавные эти дети!»

А Вернон знает, что он совсем не забавный. Он не любит ничего забавного, так сказал дядя Сидни. Если бы мама была не…

Он ошеломленно застыл на скользком сиденье. Ему вдруг представилось, что мамы две. Одна — прекрасная принцесса, о которой он мечтает, с ней он связывает закат солнца, волшебство и победу над драконом, и другая — та, что смеется и говорит: «До чего же забавные эти дети!» Только, конечно, это одна и та же мама…

Он заерзал, вздохнул. Няня, раскрасневшаяся от напряжения — она пыталась закрыть чемодан, — участливо повернулась к нему:

— Что такое, мастер Вернон?

— Ничего, — ответил Вернон.

Надо всегда говорить: «Ничего». Потому что, если станешь объяснять, никто не поймет, что у тебя на уме.

4

Бразды правления взяла Сьюзен, и обстановка в детской переменилась. Можно было не слушаться! Сьюзен велит не делать — а ты делаешь! Сьюзен говорит, что пожалуется Маме — но ни за что ей не скажет!

Поначалу Сьюзен наслаждалась положением и властью, которые получила в отсутствие Няни. Вернон думал, что так будет и дальше, а она доверительно говорила Кэти, младшей горничной:

— Не знаю, что на него нашло. Временами это просто чертенок. А с миссис Пэскел он был такой хороший, воспитанный.

На что Кэти отвечала:

— У, она такая. Хватка у нее — будь здоров, правда?

И они все шептались и хихикали.

Однажды Вернон спросил:

— Кто это миссис Пэскел?

— Ну вы даете, мастер Вернон! Не знаете имени собственной няни?

Значит, Няня — миссис Пэскел. Новое потрясение. Она всегда была просто Няня. Как будто тебе сообщили, что Бога зовут — мистер Робинсон.

Миссис Пэскел! Няня! Чем больше об этом думаешь, тем чуднее это кажется. Миссис Пэскел; как мама миссис Дейр, а папа — мистер Дейр. Странно, но Вернону не пришла в голову мысль о мистере Пэскеле. (Такого человека и не было. Миссис — это было молчаливое признание положения и авторитета Няни.) Няня стояла в одиночестве своего величия, как и мистер Грин: хотя у него было сто детей (а также Пудель, Белка и Кустик), Вернон и не думал, что у него есть еще миссис Грин!

Пытливая мысль Вернона двинулась в другом направлении.

— Сьюзен, а тебе нравится, что тебя зовут Сьюзен? Ты не хотела бы лучше зваться Изабел?

Сьюзен (или Изабел), как обычно, хихикнула.

— Чего бы я хотела, мастер Вернон, — это никого не волнует.

— Почему?

— В этом мире людям приходится делать то, что им велят.

Вернон промолчал. Еще несколько дней назад он сам думал так же. Но теперь он стал понимать, что это не так. Необязательно делать то, что тебе велят. Все зависит от того, кто велит.

И дело не в наказании. Сьюзен последовательно сажала его на стул, ставила в угол, лишала сладостей. Няне было достаточно строго посмотреть поверх очков с таким выражением, что речь могла идти только о немедленной капитуляции.

У Сьюзен в натуре не было властности, и Вернон это понял. Он открыл для себя восторг непослушания. И еще ему нравилось мучить Сьюзен. Чем больше бедная Сьюзен волновалась и суетилась, тем больше он радовался. В соответствии со своим возрастом он все еще жил в каменном веке — получал наслаждение от жестокости.

Сьюзен завела привычку отпускать Вернона в сад одного. Девушке некрасивой, ей, в отличие от Винни, в саду было нечего делать. Да и вообще — что может с ним там случиться плохого?

— Только не подходите к прудам, мастер Вернон, хорошо?

— Хорошо, — пообещал Вернон, тут же вознамерившись непременно это сделать.

— Вы будете, как хороший мальчик, играть с обручем?

— Да.

В детской воцарялось спокойствие. Сьюзен с облегчением вздыхала и доставала из ящика книгу в бумажной обложке под названием «Герцог и молочница».

Подгоняя обруч, Вернон бежал к огороженному фруктовому саду. Однажды, вырвавшись из-под контроля, обруч скакнул на узкую полоску вскопанной земли, что сразу же привлекло внимание придиры Хопкинса, старшего садовника. Хопкинс твердо и властно прогнал Вернона, и Вернон ушел. Он уважал Хопкинса.

Забросив обруч, Вернон влез на дерево, потом на другое. Точнее сказать, со всеми предосторожностями поднялся футов на шесть от земли. Утомленный столь рискованным спортом, он оседлал скамейку и стал размышлять, чем бы еще заняться.

Вообще-то он думал о прудах. Раз Сьюзен запретила туда ходить, они сразу стали манить к себе. Да, он пойдет на пруды. Он встал — и увидел такое, что сразу изменило его планы. Дверь в Лес была открыта!

5

Такого на памяти Вернона еще не случалось. Он не раз тайком пытался толкнуть эту дверь — она всегда была заперта. Он осторожно подкрался к ней. Лес! Он стоял в нескольких шагах по ту сторону двери. Можно было окунуться в его прохладную зеленую глубину. Сердце Вернона забилось быстрее.

Ему всегда хотелось пойти в Лес. Вот он, шанс! Когда Няня вернется, об этом и речи быть не может.

И все же он медлил. Его удерживала не опасность наказания. Строго говоря, ему никогда не запрещали ходить в Лес. Детская хитрость с готовностью предоставила ему это оправдание.