Хлеб великанов - [38]

— Любишь? — Голос был напряженный, неестественный.

Он взял ее за руку. Его рука была горячей, ее — холодной.

— Как ты думаешь, ты могла бы… полюбить меня?

Она ответила, не понимая, что говорит:

— Не знаю.

Они продолжали стоять, как ошеломленные дети, рука в руке, захваченные таким счастьем, что было даже страшно.

Что-то должно было вот-вот случиться, они не знали что.

Из темноты возникли две фигуры, раздался грубый смех и девичье хихиканье.

— Так вот вы где! Романтическое местечко!

Зеленая девица и этот осел Дакр. Нелл что-то сказала — с полным самообладанием. Женщины — удивительные существа! Она вышла на лунный свет — спокойная, собранная. Все вместе они шли и разговаривали, подшучивая друг над другом. Джорджа Четвинда и миссис Верикер они увидели на газоне. «У него хмурый вид», — подумал Вернон.

Миссис Верикер была очень сурова. Она попрощалась с ним даже в какой-то оскорбительной манере. Его это не беспокоило. Ему очень хотелось уйти и предаться пиршеству воспоминаний.

Он сказал ей! Он спросил, любит ли она его — да, он осмелился! — и она его не высмеяла, она сказала: «Не знаю».

Но это значит… О, не может быть! Нелл, волшебница Нелл, прекрасная, недостижимая, любит его или по крайней мере хочет любить.

Ему хотелось бродить всю ночь. Но вместо этого пришлось сесть на полночный поезд и ехать в Бирмингем. Проклятье! Лучше было бы бродить — всю ночь напролет!

В зеленой шляпе и с волшебной флейтой в руках — как принц из сказки.

Вдруг вся картина представилась ему в музыке — высокий замок, каскад золотых волос, волнующий колдовской голос флейты, который вызывает принцессу из башни.

Непонятно как, но эта музыка оказалась в большем согласии с признанными канонами, чем ранее разработанная Верноном концепция. Музыка укладывалась в пространственные рамки, не разрушая образа виденного внутренним оком. Он слышал музыку башни, круглую, шаровидную музыку драгоценностей принцессы и веселую, Неистовую мелодию бродячего принца: Выйди, любимая, выйди ко мне…»

Он шел по унылым пустынным улицам Лондона, как по зачарованной стране, покуда перед ним не выросла черная громада Паддингтонского вокзала.

В поезде он не спал. На обороте конверта он делал микроскопические заметки.

«Трубы. Английский рожок» — и рядом какие-то линии и завитушки обозначали то, что ему слышалось.

Он был счастлив.

3

— Стыдись! О чем ты только думаешь?

Миссис Верикер очень сердилась. Нелл стояла перед ней безгласная и прелестная.

Мать добавила несколько колких и оскорбительных слов и вышла из комнаты. Десять минут спустя, уже отходя ко сну, она засмеялась — коротким мрачным смешком.

«Не стоит сердиться на ребенка. В сущности, Джорджу Четвинду это пойдет на пользу. Пора его подстегнуть».

Она выключила свет и заснула, вполне удовлетворенная.

Нелл не спала. Снова и снова она вспоминала события вечера, стараясь не пропустить ни слова, ни чувства.

Что сказал Вернон? Что она ответила? Странно, но она не могла вспомнить. Он спросил, любит ли она его. Что же она ему сказала? Вся сцена вставала перед ней в темноте, она чувствовала руку Вернона, слышала голос, хриплый и неуверенный… Она зажмурилась и погрузилась в смутные и восхитительные мечты.

Жизнь прекрасна. Так прекрасна.

Глава 5

1

— Значит, ты меня не любишь!

— О Вернон, не говори так! Постарайся меня понять.

Они в отчаянии смотрели друг на друга, пораженные этой внезапной трещиной в отношениях, неожиданной причудой судьбы. Только что они были так близки, что, казалось, каждую мысль разделяли, и вот… Разошлись на два полюса, сердитые и обиженные друг на друга.

Нелл в отчаянии отвернулась и забилась в угол кресла.

Ну почему? Почему все не может остаться так же, как было раньше? После того вечера она долго не могла заснуть, охваченная счастливыми мечтами. Даже мамины злые слова не расстроили ее — они доносились как бы издалека и не могли проникнуть сквозь сверкающий флер мечтаний.

Наутро она проснулась счастливой. Мать была приветлива и больше не ругалась. Захваченная тайными мыслями, Нелл делала нее, что ей было положено. Болтовня с другими, прогулка в парке, обед, чай, танцы — Нелл была уверена, что никто не замечает перемен, но где-то глубоко внутри затаилось сознание, что все изменилось. Временами она теряла нить разговора, она вспоминала. «О Нелл, я так люблю тебя!..» Лунная дорожка на темной воде. Рука в его руке… Но, вздрогнув, она приходила в себя и начинала торопливо болтать и смеяться. О, как она была счастлива!

Она гадала, напишет ли он ей письмо, ждала почтальона — сердце обрывалось, когда он стучал в дверь. Письмо пришло на следующий день. Она спрятала его среди других бумаг, дождалась, когда пришла пора спать, и с бьющимся сердцем распечатала.

«О Нелл, дорогая Нелл!

Неужели это правда? Я написал и порвал уже три письма. Боюсь рассердить тебя. Но, может быть, ты вовсе не то хотела сказать? Нет, ты так очаровательна, Нелл, и я смертельно люблю тебя. Я все время о тебе думаю. На работе я постоянно делаю ужасные ошибки, потому что думаю о тебе. Но, Нелл, о, я буду упорно трудиться! Смертельно хочу тебя видеть. Когда мне можно приехать в город? Я должен тебя увидеть. Дорогая, дорогая Нелл, я хочу сказать тебе так много, что в письме не скажешь, я и так уж тебя утомил. Напиши, когда мы увидимся. Поскорее, пожалуйста, а то я сойду сума.