Хлеб Гиганта - [16]

Он направился к двери, но остановился и еще раз взглянул на жену.

— Если Ливелен умрет, а случится это наверняка, Нине придется искать работу. Тогда встанет вопрос с ребенком. Против девочки ты тоже возражаешь?

— А ты думаешь, мне в доме нужна ее дочь, которая будет вести себя не лучше матери?

— Достаточно было просто ответить «да» или «нет», — спокойно сказал отец и вышел из комнаты.

Мира стояла, беспомощно глядя ему вслед. Медленно ее глаза наполнились слезами. Она заплакала. Вернон не выносил слез и направился было к двери, но не успел.

— Дорогой, подойди ко мне.

Пришлось повиноваться. Его заключили в объятия, сильно сжав и прерывисто повторяя в самое ухо:

— Ты будешь мне наградой за эти мучения — ты, мой сыночек... ты не будешь таким, как они — мерзкие, ехидные! Ты не предашь меня, никогда не предашь меня, правда ведь? Поклянись, поклянись мамочке!..

Все это Вернон знал наизусть. Он отвечал, где нужно — «да», а где нужно — «нет». Но как же он ненавидел этот плач прямо в ухо!

Вечером, после чая, Мира была уже совершенно в ином настроении и, когда Вернон вошел, писала письмо, сидя за столом. Она весело взглянула на него:

— Я пишу папе. Возможно, очень скоро к нам приедут погостить тетушка Нина и Джозефин. Это будет так мило, правда?

Но они не приехали. Мира сказала себе, что Вальтера невозможно понять. Мало ли что она наговорила; она же не имела это в виду...

Вернон же не удивился. Он и не думал, что они приедут.

Нина говорила, что не считает себя порядочной женщиной — но она была так красива..

Глава 6

1

Если бы Вернону пришлось описать одним словом несколько последующих лет, то он выбрал бы слово «скандалы». Постоянные, бесконечные скандалы. И странно — после них мама становилась как будто больше, а отец уменьшался. Выплеснув накопившиеся упреки и оскорбления, Мира словно оживала душой и телом. Гроза пролетала, оставляя ее посвежевшей и умиротворенной, преисполненной желания делать добро. Совсем иначе дело обстояло с Вальтером Дейером. Он уходил в себя, внутренне сжимаясь от скандалов. Мягкий сарказм, который был его единственным оружием, неминуемо приводил Миру в ярость. Спокойствие и выдержка мужа распаляли ее, как ничто другое.

Нельзя сказать, однако, что ее обиды были беспочвенны. Вальтер Дейер проводил все меньше времени в «Могучих Братьях», а когда возвращался, под глазами у него были мешки, а руки дрожали. Он почти не занимался Верноном, но тот его понимал и жалел.

Существовал как бы негласный закон, что Вальтер не вмешивается в воспитание ребенка. Право принимать решения было за матерью, и, если не считать уроков верховой езды, отец оставался в стороне. Нарушение этого закона повлекло бы за собой новые споры и обвинения, так что Вальтер признал, что Мира — сама добродетель, что она внимательная и заботливая мать.

Но случались моменты, когда ему казалось, что он может дать мальчику то, чего не может дать мать. Проблема заключалась в том, что оба — и отец, и сын — были стеснительны и не умели выражать свои чувства — непостижимое качество в глазах Миры. Они оставались вежливы и почтительны друг с другом.

Однако когда разгорался очередной скандал, Вернона переполняла жалость к отцу. Он прекрасно знал, что тот чувствует — знал, как больно бьет по голове, как врезается в уши этот немилосердно громкий голос. И даже понимая, что мама права (этот вопрос и вовсе не обсуждался), он подсознательно принимал сторону отца.

События развивались от плохого к худшему, и вот наступил кризис. Два дня мама не выходила из комнаты, слуги перешептывались с тайным восторгом. В конце концов на помощь прибыл дядя Сидней, который всегда положительно влиял на Миру.

Он ходил по комнате взад-вперед, привычно бренча мелочью в кармане, но казался более толстым и красным, чем когда бы то ни было.

Мира изливала душу.

— Знаю, девочка моя, знаю, — говорил дядя Сидней, еще громче звеня монетками, — и я не считаю, что тебе мало приходилось с этим мириться. Кому знать об этом, как не мне? Но надо учиться идти на компромисс. Взаимные уступки — суть семейной жизни.

Мира разразилась новым потоком обвинений.

— Я вовсе не защищаю Дейера, — успокаивал ее дядя Сидней, — вовсе нет. Я просто пытаюсь взглянуть на проблему со стороны. Женщины ведь укрыты от проблем внешнего мира, они многого не знают из того, что знают мужчины. И слава Богу! Ты порядочная женщина, Мира, и как порядочной женщине, тебе не понять некоторых вещей. С Кэрри та же самая история!

— А что, интересно, Кэрри должна понимать?! — взвилась Мира. — Ты не таскаешься по грязным женщинам! Ты не крутишь любовь с прислугой!

— Нет, конечно, нет. Я говорю в принципе, понимаешь? Мы с Кэрри тоже не идеальны. У нас тоже бывают свои стычки — думаешь, почему мы иногда по два дня не разговариваем? Но, боже мой, мы же миримся потом и живем дальше — порой даже лучше, чем до ссоры. После грозы воздух чище! Я, собственно, это имел в виду. Надо уметь находить компромисс. И никаких упреков, когда все уже позади. Ни один, даже самый прекрасный, мужчина не вынесет упреков.

— Я никогда его не упрекаю, — сказала Мира сквозь слезы. Сейчас она и сама в это верила. — Как ты смеешь обвинять меня?