Хижина пастыря - [42]
Зато мне почудился смутный шум. Мотор вроде бы. Переключение передач. Невозможно. В том направлении нет дорог. Самолет? Но самолеты не переходят на пониженную передачу, не издают таких звуков. Я долго сидел, напрягал уши. И понимал, что просто сам себя пугаю, ведь птицы опять запели. Шума я больше не слышал.
Кажется, прошел еще один месяц. Мы занимались повседневными делами – теми, которые нравились, и теми, которые бесили. Финтан считал нас славной парочкой, называл истинными Давидом и Ионафаном. Судя по тону старика, крутые были чуваки.
Еще в начале он нашел какую-то мазь для моего заплывшего глаза. Предложил помощь, я сказал, что сам все сделаю. Финтан вручил мне мазь и пластырь, я заклеил глаз на целую неделю, и тот пришел в норму.
Шрам, правда, остался. Я рассмотрел его в зеркальце для бритья. Шрам не выглядел красивым, да и сейчас не выглядит. Впрочем, тут уж ничего не поделаешь. Старик хотел зашить рану, но тогда я еще не подпускал его близко. Он не спрашивал, откуда она у меня, только дураком Финтан не был и прекрасно обо всем догадывался.
Я позволил ему прикоснуться ко мне один-единственный раз, и то через много месяцев. Я решил побрить голову, кое-как одолел половину, и тут Финтан сказал – погоди, дай я доделаю нормально. На доделку у него ушла вечность. Лезвие в руках дрожало. Потому что я предупредил. Я не потерплю, если меня облапит мужик. Уж не знаю, то ли Финтан нервничал, то ли сгорал от желания. Ворчал – ради всего святого, юноша, прекрати ерзать. Ли говорит, я дерганый, как бездомный пес. В общем, так долго меня еще не стригли. Тем не менее Финтан справился достойно, хоть и заявил, что ему жаль превращать меня в каторжника, даже ради любви, даже ради моей Жанны д’Арк.
До меня не сразу дошло, только через минуту-другую, но когда дошло, то я чуть не сбрендил. Будто оса в задницу ужалила. Девчонка из кино! Которая в костре, стоит гордо, а разные там короли, воины, языки пламени и ржущие потные ублюдки не в силах ее сломить.
Даже ради любви, сказал Финтан. Даже ради обритой налысо девчонки, ради Ли – вот что он имел в виду. Ах, чтоб тебя, подумал я, ты ж говорил, что не лазил по моему телефону, ни в тот раз, ни после. Откуда ж, твою налево, ты тогда знаешь, на кого она похожа?!
Там уже и заряда батареи-то, наверное, оставалось на волосок. Я даже не проверял больше, не осмеливался – вдруг этот последний лучик энергии понадобится мне позже, а его профукали! Профукал Финтан, мать его, Макгиллис. Пока я охотился и добывал нам пропитание, он, будто грязный дикий кот, рылся в моих вещах, шарил по ним своими лапками и глазками. Святоша хренов. Как же я злился, господи!
Но гада не трогал. Я тоже горел на костре, своем собственном. И не терял контроля.
Я немножко постоял. Потер лысую голову, покрытую струпьями. Стряхнул волосы с рук и груди. Затем прошел в свой лагерь, откопал телефон и увидел, что он полностью разряжен. Я спрятал телефон в пустотелом бревне, где его не найдут ни Финтан, ни любой другой козел. Батарея или не батарея, а мой телефон не тронь!
Пару минут я потратил на какое-то бедное дерево – ободрал с него кору. Потом вернулся, злой как тысяча чертей, и от души наорал на старикана. Сказал – он не имел ни малейшего права, извращенец грязный. Финтан поклялся, что ни разу не трогал мобилку. Соврал, сто процентов. Я рявкнул – с меня хватит, достало до ручки! У него нет силы воли, он ведет себя как ребенок, мать его, он мне противен! Финтан посмотрел на меня щенячьим взглядом. Когда не сработало, задрожал губой. Я выплюнул – переломать бы тебе все пальцы, но я не буду, потому что тогда мне придется одному выполнять работу за обоих. Дальше у меня закончились слова, Финтан поплелся в хижину, лег на кровать и захныкал.
День был испорчен. Я взял «браунинг» и свалил. Чуть не ушел навсегда в тот раз. Правда. Я бродил возле кряжа и думал – сейчас вернусь в лагерь, соберу вещи да и слиняю нафиг. Но потихоньку я поостыл. От простой ходьбы, между прочим. Вокруг сновали разные птички – вьюрки и перепелки, другая живность; было чем отвлечься от придурка Финтана.
В обед я вспугнул большого рыжего кенгуру. Если честно, мы вспугнули друг друга. Он посмотрел на меня, будто глазам своим не поверил, будто мне здесь находиться не положено. Я выстрелил, когда кенгуру решил ускакать. Он крутнулся, словно в танце, и рухнул, а мне вдруг стало тошно.
Я не подходил к самцу несколько минут. Осторожничал. Он ведь мог вспороть мне живот, если еще не умер. Но не только поэтому. Еще мне было грустно; я ни разу не испытывал подобного, когда наступала моя очередь валить козу в мельничном дворике. Сейчас же я не горел желанием смотреть на результат своего выстрела. У козы такие глаза, что убить ее легко. Тупые зрачки-щелочки, как у змеи. Смотришь в них – и перестаешь чувствовать себя сволочью, и делаешь то, что необходимо сделать. У кенгуру глаза большие и круглые, коровьи, и это все меняет. То же самое с собаками и кошками. Я не способен их убивать, даже из милосердия.
Миссис Махуд зашла к нам, когда мама только заболела. Мы думали, зашла проведать больную, но как бы не так. Сказала – у нее дома целая орава котят, которые никому не нужны, но не хватает духу разобраться с ними самой. Не мог бы это сделать мистер Клактон? Он-то ведь не особо привередливый. Мама прям окаменела и быстренько выпроводила гостью. Будто мормонку чокнутую. В тот же вечер возле сарая появилась торба с котами. Капитан, вернувшись, буркнул – ни хрена он делать не будет – и оставил их на том же месте. Через два дня тетка заявилась опять, увидела мяукающую сумку и заголосила. Мама была в постели, Кэп – в магазине, так что тетка набросилась на меня. Ах, разве можно так мучить бедных животных? Да как же мне не стыдно?
Джорджи Ютленд под сорок, профессию медсестры и романтические мечты о родственной душе она променяла на тихую жизнь домохозяйки в рыбацком поселке на западном побережье Австралии. Ночи напролет, пока домашние спят, она сидит в Интернете и тихо спивается. Но внезапно в ее судьбу входит Лютер Фокс – браконьер, бывший музыкант, одинокая душа. Изгой.Действие этого романа с подлинно приключенческим сюжетом разворачивается на фоне удивительных пейзажей Австралии, жесткий реалистический стиль автора удачно подчеркивает драматизм повествования.Роман австралийского писателя Тима Уинтона (р.
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
На краю Леса жили люди Девяти деревень. Жили так, как жили до них веками их предки, представители удивительного народа ибо, и почитали своих причудливых, по-человечески капризных богов и строгих, но добрых духов. Исполняли обряды, на взгляд чужеземцев – странные и жестокие. Воевали, мирились, растили детей. Трудились на полях и собирали урожай. Пили домашнее пальмовое вино и веселились на праздниках. А потом пришли европейцы – с намерением научить «черных дикарей» жить, как белые, верить, как белые, и растить детей, как белые.
Роман «Услышанные молитвы» Капоте начал писать еще в 1958 году, но, к сожалению, не завершил задуманного. Опубликованные фрагменты скандальной книги стоили писателю немало – он потерял многих друзей, когда те узнали себя и других знаменитостей в героях этого романа с ключом.Под блистательным, циничным и остроумным пером Капоте буквально оживает мир американской богемы – мир огромных денег, пресыщенности и сексуальной вседозволенности. Мир, в который равно стремятся и денежные мешки, и представители европейской аристократии, и амбициозные юноши и девушки без гроша за душой, готовые на все, чтобы пробить себе путь к софитам и красным дорожкам.В сборник также вошли автобиографические рассказы о детстве Капоте в Алабаме: «Вспоминая Рождество», «Однажды в Рождество» и «Незваный гость».
Роман молодой писательницы, в котором она откровенно рассказала о своем детстве и трагической первой любви, вызвал жаркие дискуссии и стал одним из главных культурных событий восьмидесятых. Детство и юность Дженет проходят в атмосфере бесконечных проповедей, религиозных праздников и душеспасительных бесед. Девочка с увлечением принимает участие в миссионерской деятельности общины, однако невольно отмечает, что ее «добродетельные» родители и соседи весьма своеобразно трактуют учение Христа. С каждым днем ей все труднее мириться с лицемерием и ханжеством, процветающими в ее окружении.
Рохинтон Мистри (р. 1952 г.) — известный канадский писатель индийского происхождения, лауреат нескольких престижных национальных и международных литературных премий, номинант на Букеровскую премию. Его произведения переведены на множество языков, а роман «Хрупкое равновесие», впервые опубликованный в 1995 году, в 2003 году был включен в список двухсот лучших книг всех времен и народов по версии Би-би-си. …Индия 1975 года — в период чрезвычайного положения, введенного Индирой Ганди. Индия — раздираемая межкастовыми, межрелигиозными и межнациональными распрями, пестрая, точно лоскутное покрывало, которое шьет из обрезков ткани молодая вдова Дина Далал, приютившая в своем доме студента и двух бедных портных из касты неприкасаемых.