Хижина пастыря - [41]
Он был из Ирландии, где много зелени и дождя, а жители верят в фей. Говорил – ирландцы больше не верят в церковь, имеют право; зато до сих пор верят в маленький народец и Ию. Я так и не понял, что такое Ию. По-моему, болтовня про фей – ерунда, но Финтан считал, что у людей она в крови, причем не только в Ирландии. Говорил – может, не зря? Ведь люди иногда ощущают то, что невидимо для глаза. Я мысленно соглашался – может, и не зря. Бывает, я чувствую, когда за мной наблюдают. Или знаю о чьем-нибудь скором появлении – правда, только о появлении знакомых. Наверное, что-то подобное Финтан и имел в виду при нашей первой встрече, когда бубнил про звериное начало в людях.
Вот эту тему я и хочу обсудить с Ли, когда мы увидимся. В смысле, эту тему тоже. Потому как у Ли такое бывает. Иногда она похожа на пастушью собаку. Ты и дернуться не успеваешь, а она уже идет в нужную сторону; чует направление твоих мыслей еще до того, как ты принимаешь решение. Многие, наверное, скажут – бред; я считаю, в этом что-то есть. У меня было время все обдумать. Не так много времени, как у старика, но вполне достаточно.
Финтан утверждал – верить в фей ничуть не глупее, чем верить в церковь. Хотя я с ним соглашался, все равно такие разговоры из уст священника звучали фигово. В общем, церковников он явно не переваривал.
Однажды днем я спросил у Финтана про исповедь – почему он от нее отказывается, раз она так важна. Меня это напрягало. Ну ты либо священник, либо нет, определяйся давай. Я ждал, что Финтан надо мной посмеется, но он воспринял вопрос серьезно. Пожевал свои пластмассовые зубы.
Тот человек, начал старик, который меня навещает… Он ведь не о душе моей печется. Понимаешь, Джекси, если он обеспечит меня возможностью исповедоваться, это улучшит его собственные перспективы. Существуют начальство и власти, которые следует умилостивить; силы, перед которыми необходимо выслужиться. Суть моего водворения сюда как раз и состоит в том, чтобы я не исповедался никому другому.
С тем меня Финтан и оставил, но я видел – ему больше не по душе играть в святошу. Я спросил, верит ли он еще в Бога. Финтан ответил, что сомневается; а вдруг Бог – это тот брюзгливый учитель, который воспитывал его, Финтана, в детстве? Он думал об этом днем и ночью. Как верить, во что верить. По правде говоря, мне было его жалко. Здесь, у озера – озера без воды, – Финтан просто влачил существование. Даже не мечтал о новой жизни. Его заперли на краю света не только какие-то люди. Он сам себя заточил. Без будущего, без надежды, без твердой опоры. У Финтана не осталось ни семьи, ни друзей. Тут мы оказались в одинаковом положении. Только у меня было кого любить; было к кому идти, и Финтан это знал. Причем, чем меньше я говорил о Ли, тем больше он знал. Я ни разу не упоминал про планы увезти Ли в Дарвин и, может, в Квинсленд, тем не менее Финтан часто повторял, что у меня вся жизнь впереди, и что он завидует.
Джекси Клактон, заявлял Финтан, я восхищаюсь тобой.
Наверное, он прикалывался, хотя иногда, кажется, и правда хотел стать мной. Думаю, не зря хотел. Да, не зря.
Скоро я потерял счет дням. Правда, я определял по луне, когда кончался месяц. Мы с Финтаном в общем-то уживались, хоть и не всегда легко. Временами старый глухарь ужасно меня доставал. Потому что не затыкался. Не умел, похоже. Неважно, был я рядом или нет, Финтан болтал с собой и днем и ночью. Иногда, если я не отвечал, до него доходило, что он действует мне на нервы, но чаще Финтан даже не замечал моего молчания. И, может, это такой священнический прикол, только не прошло и недели, как старик начал мною командовать. Будто я его работник или племянник, который приехал на каникулы. Несколько раз пришлось открытым текстом послать Финтана подальше. Нет, ну кого он из себя строит? Ходит, понимаешь, в своей дурацкой шляпе, типа шериф из какого-нибудь Поселка Педофилов! В ответ Финтан весь морщился, краснел и говорил, что я страдаю отсутствием культуры и благодарности. Я обзывал его онанистом, а он меня – малолетним преступником. Зато старик никогда не хватался за оружие, никогда меня не бил. Поэтому я решил, что терпеть идиотские выходки Финтана Макгиллиса вполне можно.
Однажды меня прошибла мысль – а не слишком ли много времени я провожу один в буше? Не чокнулся ли я так же, как Финтан? Было поздно, я возвращался на север от кряжа, нес на плечах освежеванного валлару и чувствовал себя отлично. Я остановился отдохнуть и попить, положил кенгуру на камень, сам сел рядом, и тут наступила тишина. Птицы и насекомые вдруг умолкли, казуарины перестали шелестеть от ветра. Из всех звуков осталось только мое дыхание. Мир вокруг будто ждал, что вот сейчас из кустов выскочит какой-то огромный зверь, с храпом и фырканьем. Ощущение оказалось очень сильным, у меня даже волосы дыбом встали. Я загнал патрон в патронник, завертел головой, но увидел лишь камни да мульгу. Приготовился к нападению, ощетинился. Впервые за много месяцев мне стало страшно в зарослях. Я упал на колено, прицелился, поводил карабином из стороны в сторону. Даже снял его с предохранителя. Никто так и не выскочил.
Джорджи Ютленд под сорок, профессию медсестры и романтические мечты о родственной душе она променяла на тихую жизнь домохозяйки в рыбацком поселке на западном побережье Австралии. Ночи напролет, пока домашние спят, она сидит в Интернете и тихо спивается. Но внезапно в ее судьбу входит Лютер Фокс – браконьер, бывший музыкант, одинокая душа. Изгой.Действие этого романа с подлинно приключенческим сюжетом разворачивается на фоне удивительных пейзажей Австралии, жесткий реалистический стиль автора удачно подчеркивает драматизм повествования.Роман австралийского писателя Тима Уинтона (р.
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
На краю Леса жили люди Девяти деревень. Жили так, как жили до них веками их предки, представители удивительного народа ибо, и почитали своих причудливых, по-человечески капризных богов и строгих, но добрых духов. Исполняли обряды, на взгляд чужеземцев – странные и жестокие. Воевали, мирились, растили детей. Трудились на полях и собирали урожай. Пили домашнее пальмовое вино и веселились на праздниках. А потом пришли европейцы – с намерением научить «черных дикарей» жить, как белые, верить, как белые, и растить детей, как белые.
Роман «Услышанные молитвы» Капоте начал писать еще в 1958 году, но, к сожалению, не завершил задуманного. Опубликованные фрагменты скандальной книги стоили писателю немало – он потерял многих друзей, когда те узнали себя и других знаменитостей в героях этого романа с ключом.Под блистательным, циничным и остроумным пером Капоте буквально оживает мир американской богемы – мир огромных денег, пресыщенности и сексуальной вседозволенности. Мир, в который равно стремятся и денежные мешки, и представители европейской аристократии, и амбициозные юноши и девушки без гроша за душой, готовые на все, чтобы пробить себе путь к софитам и красным дорожкам.В сборник также вошли автобиографические рассказы о детстве Капоте в Алабаме: «Вспоминая Рождество», «Однажды в Рождество» и «Незваный гость».
Роман молодой писательницы, в котором она откровенно рассказала о своем детстве и трагической первой любви, вызвал жаркие дискуссии и стал одним из главных культурных событий восьмидесятых. Детство и юность Дженет проходят в атмосфере бесконечных проповедей, религиозных праздников и душеспасительных бесед. Девочка с увлечением принимает участие в миссионерской деятельности общины, однако невольно отмечает, что ее «добродетельные» родители и соседи весьма своеобразно трактуют учение Христа. С каждым днем ей все труднее мириться с лицемерием и ханжеством, процветающими в ее окружении.
Рохинтон Мистри (р. 1952 г.) — известный канадский писатель индийского происхождения, лауреат нескольких престижных национальных и международных литературных премий, номинант на Букеровскую премию. Его произведения переведены на множество языков, а роман «Хрупкое равновесие», впервые опубликованный в 1995 году, в 2003 году был включен в список двухсот лучших книг всех времен и народов по версии Би-би-си. …Индия 1975 года — в период чрезвычайного положения, введенного Индирой Ганди. Индия — раздираемая межкастовыми, межрелигиозными и межнациональными распрями, пестрая, точно лоскутное покрывало, которое шьет из обрезков ткани молодая вдова Дина Далал, приютившая в своем доме студента и двух бедных портных из касты неприкасаемых.