Хижина пастыря - [44]
О, опять ты за свое. Неужели в тебе нет ни толики милосердия?
Я хотел спросить, где Финтан видел яму, вырытую бульдозером и заполненную телами. И еще я не знал, что такое буддлея. Но я закусил губу и продолжил копать – спорить не хотелось. Через минуту опять заговорил, рассказал о тете Мардж и ее словах про хорошую смерть. Рассказал, как они меня прошибли. Неправильные слова, с какой стороны ни глянь.
Наверное, тетя хотела сказать, что твоя бабушка умерла легко, пояснил Финтан. Это действительно благо. Умирать можно очень тяжело…
Знаю, кивнул я.
Боюсь, что знаешь.
Я такое видел.
Да, юноша. Я ощущаю это в тебе ежедневно.
Если у одних смерть легкая, а у других тяжелая, то что имела в виду тетя?!
Ох, Джекси, кто же скажет?
Я думал, вы-то должны знать. Священник…
Финтан вдруг застонал.
Я не знаю, знаю ли я. Когда-то я ратовал за благородную кончину, за образчик храброй, прекрасной, безупречной смерти. Ей-богу, почти все, кого я знал и любил, отправились на поиски чего-то подобного, дабы воссоздать… Мы тогда помешались. Наверное, добрую половину отпущенного нам на земле времени потратили на организацию собственной хорошей смерти. Теперь это кажется мне абсурдным и порочным, совершенно чудовищным. Впрочем, не мне судить чудовищ. Не знаю, почему идея хорошей смерти отталкивает меня сейчас: то ли потому, что она сама по себе отталкивающая, то ли потому, что у меня больше нет мужества на ее поиски.
Я ничегошеньки не понял, заявил я Финтану. Можешь объяснить по-человечески?
Он прижал кулаки к голове. Для человека, который даже не брался за мотыгу, Финтан выглядел очень уставшим.
Ладно, сказал он. Тебе ведь известно, что такое самопожертвование?
Анзаки.
Ась?
Когда умираешь за свою страну, ответил я.
А, понятно. В общем-то, да. За семью, за страну, за веру.
А ты думаешь по-другому?
Меня воспитывали именно так, юноша. Вот это и есть хорошая смерть. По всей видимости. Однако нас с тобой кое-что объединяет. Мы оба испытываем отвращение к подобной точке зрения. Любая смерть ужасна, разве нет? Любой конец означает катаклизм, надругательство.
Финтан пожевал пластмассовыми зубами и пнул ржавую бочку. Старая посудина на сорок четыре галлона затряслась, но не покатилась.
Подонки, которые взрывают себя возле больниц и рынков. Идиоты, которые направляют самолет в городское здание. Они считают себя мучениками, понимаешь ли. Они этому учатся – тому, как обеспечить себе хорошую смерть.
Никакое это не самопожертвование, твою мать. Это убийство.
Знаешь, чтобы стать убийцей, тоже необходимо какое-никакое мужество.
Бред. Они психи.
Еще – солдат. Или бюрократ. Или священник, который внушает миллионам людей, что их смерть угодна Богу. Плод послушания, прекрасный узор, вплетенный в их благоговение перед жизнью…
Я плюнул на ладони, лишь бы отвести взгляд. Потому что уже пожалел о своих расспросах. Не любил я такие разговоры. И ненавидел глаза Финтана в такие моменты. Глаза бычка, идущего на убой. Не мог я смотреть на Финтана, меня начинало тошнить.
Джекси, порадуйся за свою бабушку. Легкая смерть достойна зависти. Тут нечего стыдиться. Любой здравомыслящий человек желал бы себе такой кончины – мирной, во сне. Верно?
На хрен кончину. Я вообще не хочу умирать. Буду сражаться до последнего.
Иногда сдаться труднее, чем умереть.
Господи, да что ты мелешь! Мужество, чтобы стать убийцей. Труднее сдаться. Гребаные слова! Где твои яйца, е-мое?!
Чепуха, мальчик. Мы еще не закончили рыть яму?
Держи, бросил я мотыгу в сторону Финтана. Сам, мать твою, заканчивай.
В небе над озером висели деревья, вниз головой. Выглядело красиво и забавно, как и рассказывал Финтан. Значит, хоть в чем-то он был прав. Эта картина мешала на него сердиться. Всего-навсего идиотский мираж, но я глазел на него, пока не смирился с тем, что он ненастоящий.
Короче говоря, ссоры у нас с Финтаном случались. Он называл это культурной беседой. И, похоже, не подозревал, что после некоторых его высказываний мне очень хотелось проломить ему башку. А может, старику было плевать. Но в общем-то все шло мирно, более-менее. Пока ветер не поменял направление и не подул с севера.
III
Погода у озера была примерно одинаковой изо дня в день. Утром, перед рассветом, поднимался восточный ветер. Днем он менялся на южный. Прям как в Монктоне в это время года. Кому-то, может, и надоедало, а меня вполне устраивало.
Но однажды утром восточный ветер не подул. Тот день выдался жарким, аж дышать нечем. Воздух лип к телу, а озеро воняло, будто лужа с головастиками. В разгар утра с соли притопала вереница эму и остановилась посмотреть, как мы с Финтаном выжимаем постиранные простыни и развешиваем их на проволоке возле мельницы. Эму наблюдали за нами с ужасом, будто мы занимались чем-то диким и гадким, – тем, что Финтан называл преступлением против природы. Только эму – птицы тупые, вечно выглядят ошарашенными и могут пялиться часами, придурки лупоглазые. Они торчали в самфире и таращились на то, как мы выдавливаем воду из ни в чем неповинного белья. Сначала было прикольно. Потом меня это достало, и я погнал эму, припугнув их деревяшкой. Не знаю зачем: то ли чисто из вредности, то ли захотел полюбоваться бегущими эму. Классное зрелище! Полюбовался, но лучше себя не почувствовал. Говорю же, погода стояла странная. Все раздражало. Сварливый, назвал меня Финтан. Скорее уж задолбанный.
Джорджи Ютленд под сорок, профессию медсестры и романтические мечты о родственной душе она променяла на тихую жизнь домохозяйки в рыбацком поселке на западном побережье Австралии. Ночи напролет, пока домашние спят, она сидит в Интернете и тихо спивается. Но внезапно в ее судьбу входит Лютер Фокс – браконьер, бывший музыкант, одинокая душа. Изгой.Действие этого романа с подлинно приключенческим сюжетом разворачивается на фоне удивительных пейзажей Австралии, жесткий реалистический стиль автора удачно подчеркивает драматизм повествования.Роман австралийского писателя Тима Уинтона (р.
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
На краю Леса жили люди Девяти деревень. Жили так, как жили до них веками их предки, представители удивительного народа ибо, и почитали своих причудливых, по-человечески капризных богов и строгих, но добрых духов. Исполняли обряды, на взгляд чужеземцев – странные и жестокие. Воевали, мирились, растили детей. Трудились на полях и собирали урожай. Пили домашнее пальмовое вино и веселились на праздниках. А потом пришли европейцы – с намерением научить «черных дикарей» жить, как белые, верить, как белые, и растить детей, как белые.
Роман «Услышанные молитвы» Капоте начал писать еще в 1958 году, но, к сожалению, не завершил задуманного. Опубликованные фрагменты скандальной книги стоили писателю немало – он потерял многих друзей, когда те узнали себя и других знаменитостей в героях этого романа с ключом.Под блистательным, циничным и остроумным пером Капоте буквально оживает мир американской богемы – мир огромных денег, пресыщенности и сексуальной вседозволенности. Мир, в который равно стремятся и денежные мешки, и представители европейской аристократии, и амбициозные юноши и девушки без гроша за душой, готовые на все, чтобы пробить себе путь к софитам и красным дорожкам.В сборник также вошли автобиографические рассказы о детстве Капоте в Алабаме: «Вспоминая Рождество», «Однажды в Рождество» и «Незваный гость».
Роман молодой писательницы, в котором она откровенно рассказала о своем детстве и трагической первой любви, вызвал жаркие дискуссии и стал одним из главных культурных событий восьмидесятых. Детство и юность Дженет проходят в атмосфере бесконечных проповедей, религиозных праздников и душеспасительных бесед. Девочка с увлечением принимает участие в миссионерской деятельности общины, однако невольно отмечает, что ее «добродетельные» родители и соседи весьма своеобразно трактуют учение Христа. С каждым днем ей все труднее мириться с лицемерием и ханжеством, процветающими в ее окружении.
Рохинтон Мистри (р. 1952 г.) — известный канадский писатель индийского происхождения, лауреат нескольких престижных национальных и международных литературных премий, номинант на Букеровскую премию. Его произведения переведены на множество языков, а роман «Хрупкое равновесие», впервые опубликованный в 1995 году, в 2003 году был включен в список двухсот лучших книг всех времен и народов по версии Би-би-си. …Индия 1975 года — в период чрезвычайного положения, введенного Индирой Ганди. Индия — раздираемая межкастовыми, межрелигиозными и межнациональными распрями, пестрая, точно лоскутное покрывало, которое шьет из обрезков ткани молодая вдова Дина Далал, приютившая в своем доме студента и двух бедных портных из касты неприкасаемых.