Хижина пастыря - [32]
Носимся со своими историями, да? Совсем не потому, что дорожим ими, а потому, что держать их под рукой безопаснее. Я верно тебя понимаю? В этом мы схожи?
Я вертел кружку в руках и отводил взгляд.
Вот он ты, в начале пути. И я – почти в конце.
Меня зовут Джексон, сказал я. Джекси Клактон.
Вот и все.
Да уж, подумал я. Поздравляю, Джекси, идиот долбаный.
Возможно, старик думал сейчас то же самое. Мы раскрылись, назвали свои имена. Оба, мать твою, себя выдали.
Раскусить Финтана Макгиллиса я не сумел. Просто со временем разобрался, какой он человек, а это, пожалуй, главное. Финтан был ирландцем, он сам мне сказал. Но я так и не узнал, что именно он натворил, из-за чего поселился в глуши у озера, каким Финтан был раньше. Изредка он проговаривался о чем-нибудь, но никогда не раскрывал полностью ни начала истории, ни середины. Утверждал, что я появился в конце, и нам обоим этого совершенно хватало. Я только теперь понимаю, что имел в виду Финтан. Чудной старикан, который очень долго жил один и потому целыми днями болтал сам с собой, объяснял, что он сейчас сделает, что нужно сделать, что еще не сделано по забывчивости. Говорил Финтан до фига, словно кучу помоев на тебя выплескивал. И приходилось рыться в его заморочках, отделять бред от правды. Я хочу сказать, шумел Финтан много, а сообщал иногда мало. Непривычный акцент и манера выражаться, заумная и певучая, служили Финтану Макгиллису маскировкой. Он явно всю жизнь только то и делал, что прятался на виду.
У Финтана было лицо пьяницы, хотя из напитков я видел только дождевую воду и чай в котелке. По костлявым ногам старика вились крепкие синие вены-канаты, а верхние пластиковые зубы шатались так, что меня укачивало. На носу торчали вечно перекошенные очки, одна дужка крепилась проволокой, причем грубо, кое-как. К тому же Финтан явно страдал глухотой. На каждую мою фразу вскидывал голову, как овчарка келпи.
В первый день мы просидели у костра, кажется, все утро. Когда лепешки закончились, старик опять развел огонь посильнее и начал прощупывать меня вопросами. Решил, будто я так легко сдамся? Я же соблюдал осторожность. Не хотел ничего о себе рассказывать – вдруг к Финтану придут ищейки и выведают обо мне? Я планировал прятаться на своем прииске еще пару-тройку недель.
Финтан рассказал, что раньше в здешних краях разводили овец, и это была хижина пастуха. Я спросил про хозяина земли, Финтан ответил – без понятия. Только, по-моему, прежнего владельца старик знал. Ну а нынешнего… Сейчас много говорят о проклятых китайцах, которые скупают земли. Хотя не факт, новым хозяином мог оказаться кто угодно. Он явно не спешил делать что-нибудь с землей. Здесь не было ни оборудования, ни овец, ни работников. Лишь Финтан Макгиллис, да я, да несколько диких коз.
Я поинтересовался, есть ли у него телефон или УКВ-станция. Финтан надо мной посмеялся. Сказал, что заметил телефон у меня. Я ответил – он не ловит сигнал. Тут мы оказались на равных. Затем я спросил про машину, и Финтан сообщил – машины нет, не было у него здесь машины никогда… До меня начало доходить. Он и правда не какой-нибудь золотоискатель-отшельник или любитель пострелять коз в выходные. И уж точно, мать его, не турист, который проводит отпуск в соленом краю. Скорее – человек, отрезанный от мира. Моряк, выброшенный на необитаемый остров.
Это было странно. И интересно. Меня распирало от любопытства. Но гораздо сильнее подмывало собрать свои вещички и уйти поскорей. Если непонятный старик отпустит. Ведь командовал тут по-прежнему он. Поэтому я смотрел, ждал. А Финтан сидел у огня, думал. Просто сюр какой-то. Я нервно ерзал в мешковатых шортах чужого дядьки, перебирал босыми ногами и гадал – дальше-то что, твою налево?
Финтан ожил, встал и опять начал готовить заварку. Он мычал мелодию без слов, кряхтел, что-то тихо бормотал. Потом Финтан перднул.
Ох, буркнул. Манеры.
Я тут ни при чем.
Ась?
Ничего.
Прошу прощения, сказал он. Я забылся.
Давно вы здесь? – спросил я.
О, протянул Финтан и выбросил чайные листья на землю. Давно. Много лет.
Сколько?
О, восемь? Да, кажется, восемь.
И вы тоже пешком добирались? – уточнил я, хотя давно понял, что принести сюда столько всего на плечах старик не смог бы.
Нет. Конечно, нет. Меня доставили. Скользкое слово, правда?
В смысле, вас кто-то привез?
Именно.
Вместе со всем этим добром?
Он кивнул.
Откуда?
Ты отлично понимаешь, сынок, что это не важно.
Вас тут просто высадили и оставили?
Ага.
Господи.
Воистину. Но это не только изгнание. Еще и прибежище. Я, так сказать, узник на свободе. Ты читал такого писателя – Достоевский? Его преподают в школе?
Я помотал головой.
Жаль.
Слишком много добра.
Финтан наклонил голову. Лысина оказалась чешуйчатой и оранжево-коричневой, явно приняла на себя слишком много солнца.
Ась?
Говорю – добра у вас слишком много. Вы же не привезли с собой еды на восемь лет.
Нет, нет. Меня навещают. На Пасху и Рождество. В основном. В основном.
Кто? Кто навещает?
Кое-кто, Джекси. Ни к чему тебе знать. Я думал, мы друг друга поняли.
Ладно. Но – твою ж мать!
Дважды в год кто-нибудь привозит еду и предметы первой необходимости, немного книг, новостей… Однако Пасха пришла и ушла; дальше – никого. Так-то.
Джорджи Ютленд под сорок, профессию медсестры и романтические мечты о родственной душе она променяла на тихую жизнь домохозяйки в рыбацком поселке на западном побережье Австралии. Ночи напролет, пока домашние спят, она сидит в Интернете и тихо спивается. Но внезапно в ее судьбу входит Лютер Фокс – браконьер, бывший музыкант, одинокая душа. Изгой.Действие этого романа с подлинно приключенческим сюжетом разворачивается на фоне удивительных пейзажей Австралии, жесткий реалистический стиль автора удачно подчеркивает драматизм повествования.Роман австралийского писателя Тима Уинтона (р.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.
На краю Леса жили люди Девяти деревень. Жили так, как жили до них веками их предки, представители удивительного народа ибо, и почитали своих причудливых, по-человечески капризных богов и строгих, но добрых духов. Исполняли обряды, на взгляд чужеземцев – странные и жестокие. Воевали, мирились, растили детей. Трудились на полях и собирали урожай. Пили домашнее пальмовое вино и веселились на праздниках. А потом пришли европейцы – с намерением научить «черных дикарей» жить, как белые, верить, как белые, и растить детей, как белые.
Роман «Услышанные молитвы» Капоте начал писать еще в 1958 году, но, к сожалению, не завершил задуманного. Опубликованные фрагменты скандальной книги стоили писателю немало – он потерял многих друзей, когда те узнали себя и других знаменитостей в героях этого романа с ключом.Под блистательным, циничным и остроумным пером Капоте буквально оживает мир американской богемы – мир огромных денег, пресыщенности и сексуальной вседозволенности. Мир, в который равно стремятся и денежные мешки, и представители европейской аристократии, и амбициозные юноши и девушки без гроша за душой, готовые на все, чтобы пробить себе путь к софитам и красным дорожкам.В сборник также вошли автобиографические рассказы о детстве Капоте в Алабаме: «Вспоминая Рождество», «Однажды в Рождество» и «Незваный гость».
Роман молодой писательницы, в котором она откровенно рассказала о своем детстве и трагической первой любви, вызвал жаркие дискуссии и стал одним из главных культурных событий восьмидесятых. Детство и юность Дженет проходят в атмосфере бесконечных проповедей, религиозных праздников и душеспасительных бесед. Девочка с увлечением принимает участие в миссионерской деятельности общины, однако невольно отмечает, что ее «добродетельные» родители и соседи весьма своеобразно трактуют учение Христа. С каждым днем ей все труднее мириться с лицемерием и ханжеством, процветающими в ее окружении.
Рохинтон Мистри (р. 1952 г.) — известный канадский писатель индийского происхождения, лауреат нескольких престижных национальных и международных литературных премий, номинант на Букеровскую премию. Его произведения переведены на множество языков, а роман «Хрупкое равновесие», впервые опубликованный в 1995 году, в 2003 году был включен в список двухсот лучших книг всех времен и народов по версии Би-би-си. …Индия 1975 года — в период чрезвычайного положения, введенного Индирой Ганди. Индия — раздираемая межкастовыми, межрелигиозными и межнациональными распрями, пестрая, точно лоскутное покрывало, которое шьет из обрезков ткани молодая вдова Дина Далал, приютившая в своем доме студента и двух бедных портных из касты неприкасаемых.