Хизер превыше всего - [17]

На собеседовании Марк был рассеян, не проявил особого рвения и в результате получил реальное предложение, однако и после этого легче ему не стало. Вернувшись в офис, он развернул свой обед, но тут же ушел домой, потому что сильнейшая тревога лишила его аппетита. Он занял наблюдательный пост через дорогу от дома. У него кружилась голова, и он не до конца понимал, что им движет – желание шпионить или беспокойство за дочь, которая как раз сейчас должна была выйти из школы. Он притворился, будто говорит по телефону, когда рабочий выкатил к мусорным бакам ручную тележку, замер на месте и продолжал стоять, пока в положенное время, с точностью до секунды, Хизер не появилась из-за угла. Тогда он демонстративно принялся за работу.

Марк смотрел, как дочка приближается к дому, не замечая направленного на нее долгого тошнотворного взгляда. Когда урод вытер губы, шаря глазами по юбке поднимающейся по ступенькам Хизер, Марк не знал, то ли заорать на него, то ли подойти и молча ударить. Вместо всего этого он снял рабочего на телефон крупным планом и сам не понял, как оказался в Центральном парке, где начинал сегодняшний день, – с той разницей, что теперешние его мысли произнести вслух было невозможно.

Он мучительно раздумывал, только ли сегодня и случайно ли поджидал его дочь бритоголовый коротышка, или это происходило регулярно, и не скрывалось ли за этим хищным взглядом нечто большее, чем сокрушительная похоть. Так смотрит мужчина, который заранее ожидает отказа и потому ненавидит стройную дрянную девчонку, завлекающую его самим фактом своего появления перед ним, потому что она владеет всем тем, чего ему никогда не достанется. Хорошо бы в тех глазах было только желание, подумал Марк и тотчас задыхаясь рухнул на скамейку, едва не теряя сознание: тело дало мгновенный ответ на вопрос, над которым разум бился больше часа: во взгляде рабочего читалась такая ненасытная жестокость, что Марк вскочил и помчался домой.

* * *

Когда Марк вернулся, Карен радовалась горячей воде и электричеству, как радуются возвращению привычного комфорта, и готовила на ужин трехцветную пасту, которую Хизер предпочитала всем остальным. Он вошел в квартиру с распущенным узлом галстука и в промокшей от пота сорочке, с порога решительно заявил Карен, что им необходимо поговорить, и направился в спальню. Только когда Марк сел за стол, раздраженный и прямо из душа, Карен вспомнила, что он ведь ждал ее в спальне для разговора с глазу на глаз. Она видела, что за ужином его нетерпение нарастает, хотя в последнее время семейные застолья стали более мирными: Карен научилась завязывать разговор с Хизер, как бы случайно заводя речь о радикальном исламе или контроле над торговлей вооружениями.

К тому моменту, как в комнате Хизер погас свет, Марк успел опустошить полбутылки виски. Не на шутку встревоженная Карен закрыла за собой дверь спальни. Она припомнила, какой потный и растерянный он вернулся домой, и предположила, что предстоит признание в измене или, что более вероятно, в потере работы. Она оставила для него место в постели, однако он предпочел не ложиться и именно так – стоя и с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать, – шепотом изложил все события прошедшего дня.

* * *

Марк говорил путано, но отнюдь не потому, что был пьян, и не из-за слишком большого количества выводов, к которым пришел за такое короткое время, а потому, что не знал, какие аргументы привести, чтобы его страхи не показались необоснованными. Он решил, что не стоит показывать Карен фото на телефоне, поэтому попытался на словах убедить ее, что Хизер грозит опасность. Он сказал, что раньше видел такой взгляд у одного из звездных игроков в футбольной команде своего отца, а позднее (это известная история) тот самый игрок изнасиловал и убил двух учениц колледжа на Юге, – но тут он заметил, что Карен улыбается, слушая его, и больше не смог сдерживаться. Карен поклялась, что улыбалась, поскольку испытала облегчение, а вовсе не смеялась над ним, что да, она получила от него некую информацию, однако ее несоизмеримо больше интересуют результаты его собеседования, нежели мнимая опасность, грозящая их дочери.

Тут вообще нечего обсуждать. Или ему, или Карен, – если она сочтет, что будет более убедительной, – словом, кому-то из них нужно поговорить с прорабом, рассказать ему все вплоть до мельчайших подробностей и потребовать, чтобы рабочего уволили или хотя бы перевели на другой участок. Это настойчивое предложение заставило Карен отнестись к нему со всей серьезностью – после чего отвергнуть, напомнив мужу, что их адрес рабочему так и так известен. Марк согласился и предложил обратиться в полицию. «Чтобы что?» – возразила Карен: в самом деле, для этого не имелось ни оснований, ни доказательств, ни какого бы то ни было повода, кроме ощущений самого Марка, которые показались преувеличением даже его собственной жене. Марк снова согласился и потребовал, чтобы они прямо завтра переехали в отель, пока не подыщут квартиру, где можно переждать ремонт.

Карен спокойно объяснила, что наружные отделочные работы обещают закончить ко Дню благодарения, а сейчас уже Хеллоуин, и переезжать на такой короткий срок – это глупость в чистом виде, поскольку неудобств будет столько же. Возможно, его беспокойство обоснованно, но, по-видимому, стресс от непрерывной стройки, поисков новой работы и их взаимного отдаления сделал его пугливым сверх меры. Да, эти вопросы ее тоже волнуют, не говоря уж о том, что дочь ее игнорирует, но если честно, она считает рабочих вполне безобидными и вежливыми и даже не уверена, что догадалась, о котором из них идет речь, пока Марк не упомянул, что тот белый.