Хивинский поход 1873 года. Действия кавказских отрядов - [15]

Причины долгого отсутствия Ломакина заключались в следующем. Когда к нему прибыло орудие, он находился еще в Джангельды, а сотня была отправлена, на перерез кочевникам, к заливу Кара-кичу. С прибытием орудия, он пошел по тому направлению, по которому двинулись казаки. На одном спуске встретилось затруднение к дальнейшему следованию орудия. Прождав здесь казаков около часа, Ломакин вернулся назад, к тому месту, где сотня оставила свои переметные сумы под прикрытием небольшой команды. Забрав казачьи вещи на четырех верблюдах он с этою командою и с орудием направился к Аузурпа, за темнотою ночи едва не заблудившись.

В этот день казаки сотника Сущевского-Ракусы имели с киргизами дело. С привала у Джангельды они посланы были к заливу Кара-кичу, чтобы поворотить киргиз, стремившихся на Устюрт. Сущевский-Ракуса настигнул кочевья подле горы Кара-тюбе. На встречу ему выехало до 300 вооруженных всадников. Исполняя приказание Ломакина — не употреблять оружия до последней крайности, Сущевский-Ракуса остановил сотню и, захватив одного киргиза, послал его к толпе, объявить ей, что русские пришли не драться с жителями, не разорять их, но уговорить их спокойно возвратиться на свои кочевки и не верить ложно распускаемым слухам. Едва посланный передал эти слова, как из толпы отделился один всадник, быстро подъехал к сотне и выстрелил из винтовки. Вслед за тем вся толпа бросилась на казаков. Произошла рукопашная схватка; казаки пустили в ход кинжалы, так как шашки их не могли пробивать шубы и ватные ха латы противника. Схватка продолжалась не более пяти минут; киргизы бросились бежать в рассыпную, потеряв одними убитыми, оставленными на месте, 22 человека. С нашей стороны ранены два офицера (Сущевский-Ракуса и Кособрюхов), 14 казаков и 3 лошади, — все холодным оружием, большею частью пиками; из казаков двое ранены весьма тяжело. По рассеянии неприятеля, Сущевский-Ракуса ударил отбой и собрал свою сотню, а между тем разбитая шайка, отойдя с версту от места стычки, стала опять собираться. Видя это, Сущевский Ракуса на рысях двинулся против нее; но не успел он пройти и сотни шагов, как киргизы бросились бежать в рассыпную. Между тем наступила ночь; пошел большой снег; преследовать бежавших было невозможно; сотня находилась довольно далеко от Ломакина; поэтому командир ее решил повернуть назад, к колодцам Аузурпа. Оставленные киргизами большие стада сотня не тронула, потому что они затруднили бы ее движение, но взяла только около сотни лошадей и десятка два рогатого скота. Сделав в этот день около 90 верст, сотня присоединилась к отряду часа через два после прибытия Ломакина к колодцам. От одного пленного, захваченного в деле 28 числа, узнали, что партией киргиз предводительствовал Самалык Томпиев, что сотня Квинитадзе окружена киргизами и что у нее отбиты все лошади, а проводники и верблюдовожатые разбежались.

На рассвете 29 числа Ломакин выступил к колодцам Мастек. Пред самым выступлением, с аванпостов привели к начальнику отряда трех киргиз, приехавших с этих колодцев. Они подтвердили, что у сотни дагестанского конно-иррегулярного полка действительно отбиты все лошади и что Ермамбет Туров держит ее в блокаде уже другой день, поджидая подкрепления, чтобы уничтожить ее. Трое нарочных, посланных к Мастеку еще из Каты-кую, не возвращались: их перехватили; и потому положение дагестанской сотни в высшей степени тревожило начальника отряда. Всю дорогу шел снег; густой туман заслонял окрестности; при невозможности ориентироваться по местным предметам, пришлось идти по компасу. Все были в сильном напряжении ежеминутно ожидая нападения; тишина в отряде была мертвая; изредка только слышался плачь киргизских детей, да покрикиванье верблюдовожатых. Около полудня явилась было надежда скорой встречи с Квинитадзе: две ротные собаки побежали в соседний овраг с такой радостью как бы к своему хозяину. За ними послали трех всадников, которые проехали по дну оврага на довольно значительное расстояние, но никаких следов не нашли. Не доходя до колодцев Мастек, отряд остановился на том месте, где было вдоволь корму и топлива, и люди начали варить обед, употребляя снеговую воду. Отсюда послано было несколько всадников к колодцам. Посланные возвратились с известием, что дагестанской сотни у колодцев нет, но есть признаки, по которым можно судить, что она была там весьма недавно; что еще не замело снегом те места, где стояли кибитки, и что на кошме у одного колодца лежит убитая женщина, а в другом месте труп лошади. Ломакин предположил, что освобожденная, с приближением отряда, от блокады, сотня направилась к заливу Кочак, по дороге к форту Александровскому. Замеченные следы пеших и конных по направлению к заливу Кочак давали много вероятия этому предположение. Приказано было скорее оканчивать варку пищи и приготовляться к выступлению по следам сотни, а чтобы легче было идти, сделаны следующая распоряжения: 20 четвертей овса розданы киргизам для их лошадей, 50 четвертей овса рассыпаны по полю, 20 четвертей овса, 4 четверти сухарей и 6 мешков муки брошены, 8 четвертей овса потравлены казачьими лошадьми, стадо баранов в 500 штук распущено, а захваченные женщины и дети освобождены и им же дано 7 верблюдов. Кроме того, Ломакин хотел сжечь все тяжести, но его уговорили не делать этого, так как сжечь тяжести можно было всегда успеть.