Хитросплетение судеб - [10]

— Хорошо, граф. Тогда вернемся к коту. Скажите, как давно в замке морили мышей?

— Совсем недавно. Я посылал конюха, которого вы вылечили, к местной… э-э-э… Некоторые называют ее колдуньей, но она никогда никому не причинила вреда, живет уединенно, сама по себе…

— Это неважно. Вы не католик, а я не инквизитор. К тому же вы — друг королевы. Это остановит от доносов и наветов любого церковника.

Граф глубоко вздохнул.

— Наверное, вы правы, но «покровитель ведьм» — не самая лучшая репутация.

— Не беспокойтесь. Распускание сплетен не входит в число моих недостатков. Вернемся к коту.

— А причем тут кот? Мы морили мышей.

— И ваш конюх тоже?

Тень пробежала по лицу графа.

— Эй, кто-нибудь!

Служанка тотчас появилась в дверях и испуганно поклонилась.

— Позовите конюха, которого лечил их сиятельство.

Девушка еще раз поклонилась и мигом выскользнула из помещения. Не прошло и десяти минут, как малый появился. Граф сердито нахмурил брови и жестко задал вопрос:

— Их сиятельство желает знать, морил ли ты только мышей или еще и кота?

Конюх съежился.

— Я же не знал, что это сам дьявол!!! Он сожрал отравленное мясо, но и не подумал сдохнуть!!!.. Но вы же защитите меня, правда, магистр? Я не хуже других. Все охотились на кота! Кто как мог. У меня был яд. В чем я провинился?

Парня уже била мелкая дрожь. К нему возвращался животный страх. Тот самый страх, который и породил жестокость. Мог ли я оттолкнуть этого человека? Конечно нет. Это оказалось бы еще большей жестокостью. И гнусностью. Издевательством над тем, для кого стал чуть ли не Богом. Конюх боролся за свой дом, свою семью. И я не Бог, чтобы судить парня.

— Постарайся быть более милосердным. И милосердие не оставит тебя.

— Да хранит вас Господь, сэр! — Малый бросился целовать мне руки.

— Да хранит он нас всех, — ответил я, поднимая конюха с колен.

* * *

Последующие дни потекли в томительном ожидании. Общая череда практических событий была предельно ясна. Кот мучительно умирал. Его вой по ночам звучал полной тоски песней о высшей предопределенности, которой мы все подчиняемся зримо и незримо. Пару раз я вскакивал с постели и отправлялся в лабиринт, но кот прятался, не желая общения. Наверное, он был мудрее меня и понимал бессмысленность встречи. К чему умирающему беспомощный свидетель его мучений? Всему свое время.

Обитатели замка уже успели успокоиться, и мой призыв к милосердию нашел отклик в их душах. Графский повар, обнаруживая по утру испорченные котом продукты, лишь грустно качал головой и наливал в маленькую мисочку, стоящую на полу, свежего молока. Конюх клял себя за то, что заставил живое существо столь долго мучиться. Даже мальчишки, заметив однажды выползшего на дневной свет облезлого и похудевшего кота, только пошушукались между собой и осторожно, чтобы не потревожить, обошли его стороной.

И если у остальных были дела вернувшейся в привычную колею жизни, то мне приходилось придумывать себе занятия, чтобы хоть как-то скоротать то время, на которое все мы превратились в незначимый фон событий, текущим по высшим законам. Ничего более умного не придумалось, как продолжить изучать тайные ходы лабиринта. Одна из попавшихся лестниц вывела в восточную башню замка.

Я долго вдыхал запах ветра, прибежавшего с Северного моря, размышляя о своем месте в опутавшей всех высшей паутине, а Джон терпеливо стоял рядом. Сколько тайн прошлого хранил лабиринт! Золото, серебро и драгоценные камни, когда-то брошенные моими предками, так и лежали нетронутыми в покрывшихся пылью сундуках.

— Возьми себе, сколько хочешь.

Слуга отрицательно покачал головой.

— Вы хорошо мне платите, чтобы я зарился на вещи покойников.

— Хорошо. Пусть все остается на своих местах.

Я вынул лишь фамильный рубиновый крест, который несколько лет спустя передал брату-священнику, и свиток — послание предка своим потомкам.

* * *

С каждым днем посещения лабиринта становились мучительнее. Я уже физически ощущал боль кота, чья аура заполнила подземелье, но не отступал, понимая, что только так смогу проникнуть в паутины высших сил, сплетенные для животных. Только через собственную боль и сострадание есть шанс влиться в чуждые человеку картины. Знания не даются без усилий. А этих знаний я жаждал. Жаждал не из праздного любопытства, а из стремления к гармонии с миром, в котором живет не только человек. И всем своим существом чувствовал, что должен найти этого кота, посмотреть ему в глаза и не позволить умереть в холодном одиночестве. Боже! Как я обрадовался, когда однажды ночью явственно услышал зов умирающего животного. Вместе с Джоном мы отправились в лабиринт к тому самому деревянному ящику, где впервые увидели клок шерсти. Там и обнаружили на издыхании того черного пирата, который держал в страхе весь замок.

Я смотрел в затухающие бездонные кошачьи глаза, пытаясь понять смысл открывшейся паутины судеб, которую сплели для нас высшие силы. Боже… Маленький черный котенок, когда-то опрокинувший бокал с ядом на Екатерину Медичи, по воле рока пересек Ла-Манш. Теперь, годы спустя, в каменной утробе моего фамильного замка он умирал от другого яда. И предсмертный упрек убийце развеян тем, кто менее всего имел на это право. Но так было предопределено, и никто не в состоянии изменить записанное в Книге Судеб.