Хитклиф - [71]
— Но она больше не верит, что это ты. И сожалеет о своей ошибке.
— О? И чем же объяснить такую перемену?
— Ну, просто случилось кое-что ещё, — пробубнил мистер Эр.
— Кое-что ещё? Что на сей раз разорвали, размалевали или подожгли?
— Напали на человека. Был ранен гость, мистер Мэзон.
Я подумал о прошлогоднем таинственном нападении, когда мистеру Эру едва не отсекли палец.
— Вы видели нападавшего? Это была та же женщина в белом?
— Это была женщина, но Мэзон не заметил цвет платья, и она скрылась до того, как я подбежал к нему.
— Кто ещё был в доме?
— Мисс Эйр — это она помогала мне перевязать Мэзона — и другие ваши знакомые, Дэнты и Ингрэмы.
— Странно, что Ингрэм ничего не рассказал мне. Должно быть, его это страшно потрясло.
— Ничего странного, он просто не знал об этом. Я решил, что лучше будет держать происшествие в секрете.
— Лучше будет! Точь-в-точь как тогда, когда эта женщина напала на вас! Секрет громоздится на секрет, обман на обман!
— Уж не осуждаешь ли ты меня, братец? Сколько испытаний выпадет на твою долю? Неужто в безжалостном свете общепринятой морали все до единого твои поступки окажутся безупречными?
На мгновение мысли мои обратились на меня самого. Даже будь у него какие-то подозрения насчёт Линтона, доказательств быть не могло.
— И какие же, по вашему предположению, есть за мной дурные поступки?
— Я ничего не предполагаю. В этом нет нужды, когда у твоих дверей встречаешь самого скандального повесу во всём графстве, а с ним — вертопраха и того хуже, рядом с которым первый покажется ангелом. И, бьюсь об заклад, они не с утреннего приёма чинно-благородно возвращаются — нет, они всю ночь здесь провели, играли. Станешь отрицать?
— Нет, не стану.
— Как ты можешь так опускаться?
— Опускаться, принимая лорда?
— Послушай, Хитклиф, мы оба знаем, что человеческие качества не измеряются титулом.
— Да, вы научили меня этому, а потом научили называть Ингрэма другом.
— Вздорное ребяческое обвинение. На наших глазах он из просто слабохарактерного молодого человека превратился в мерзкую личность. Не отворачивайся, мы должны это выяснить. Мне сообщают, что ты попал в дурную компанию и скатываешься вниз. Я надеялся, что это ложь, но вижу, что нет.
— О, а что-нибудь о том, как я управляю фермой, вам сообщают?
— Нет, но думаю, прочие твои занятия оставляют немного времени для этого.
— Вы так думаете? Приехав сюда два месяца назад, я обнаружил не ферму, а Богом забытые пустоши, не дом, а нечто вроде походного лагеря, кое-как разбитого в двух комнатах заброшенного здания. Ещё дюжина комнат пустовала, сточные канавы засорены, на месте конюшен — бойни. Написав об этом вам и не получив в ответ никаких инструкций, я счёл, что ваши прочие занятия оставляют вам мало времени, а то и совсем не оставляют. — Я взглянул в сторону экипажа. Дверцу приоткрыли изнутри — уже припекало солнце. — Так что пришлось мне разработать собственный план.
Я поразмыслил, как превратить это поместье в выгодное предприятие. Оно лежит в сырой низине, расположенный в долине дом обступают леса; поля далеко от амбаров. Но, расположенные в отдалении, они идеальны для разведения лошадей. И я знаю, как обращаться с лошадьми.
Однако сделать разведение лошадей прибыльным — дело непростое. И я снова написал вам. И снова не получил ответа (вы были, не сомневаюсь, чрезвычайно заняты!). Я взял на себя переоборудование конюшен и заказал племенных лошадей. Кроме того, я распорядился прорыть сточные канавы, прочистить заросшие канавы у дома и просушить, убрать и отчасти меблировать сам дом.
Короче говоря, я применил в вашем поместье рациональную систему управления. Вы можете одобрить или отменить её в любое время, как только вам позволит ваше расписание дел. Если вы её одобрите, через два года вы получите весьма приличную прибыль. А отмените — ну и чёрт с вами!
Гнев, удивление, ещё какие-то чувства боролись в душе мистера Эра, пока я говорил, но услышать ответ мне так и не довелось, потому что в тот самый миг, когда я довольно невежливо завершил свою речь, нас прервали — через лужайку к нам шла гувернантка.
Мистер Эр увидел её — и глаза его посветлели, плечи расправились, он потянулся к ней; она приняла его руку, а потом быстро, будто повинуясь внезапному импульсу, неожиданно протянула другую руку мне. Ладонь была удивительно тёплой — а казалось, жизнь еле теплилась в ней, — впрочем, конечно же, ведь она только что из экипажа.
Невзрачная, бледная девица, жидкие волосы неопределённого цвета собраны назад, мелкие черты лица — а мистер Эр был в ту пору цветущий, блестящий мужчина, — но вот она стоит рядом с ним, и его блеск не затмевает её, а будто отбрасывает на неё слабый отсвет. Впервые она показалась мне почти хорошенькой.
Теперь она вложила мою ладонь в руку мистера Эра. Первым моим побуждением было отдёрнуть руку, но он внезапно сильно сжал её. Глаза его будто говорили: «Мы не закончили, но сейчас, как бы то ни было, пожмём друг другу руки». И я покорно позволил своей руке задержаться на несколько секунд, а потом опустил её. Я ничего не сказал, но счастливая парочка казалась удовлетворённой.
О французской революции конца 18 века. Трое молодых друзей-республиканцев в августе 1792 отправляются покорять Париж. О любви, возникшей вопреки всему: он – якобинец , "человек Робеспьера", она – дворянка из семьи роялистов, верных трону Бурбонов.
Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.
В середине XIX века Викторианский Лондон не был снисходителен к женщине. Обрести себя она могла лишь рядом с мужем. Тем не менее, мисс Амелия Говард считала, что замужество – удел глупышек и слабачек. Амбициозная, самостоятельная, она знала, что значит брать на себя ответственность. После смерти матери отец все чаще стал прикладываться к бутылке. Некогда процветавшее семейное дело пришло в упадок. Домашние заботы легли на плечи старшей из дочерей – Амелии. Девушка видела себя автором увлекательных романов, имела постоянного любовника и не спешила обременять себя узами брака.
Рыжеволосая Айрис работает в мастерской, расписывая лица фарфоровых кукол. Ей хочется стать настоящей художницей, но это едва ли осуществимо в викторианской Англии.По ночам Айрис рисует себя с натуры перед зеркалом. Это становится причиной ее ссоры с сестрой-близнецом, и Айрис бросает кукольную мастерскую. На улицах Лондона она встречает художника-прерафаэлита Луиса. Он предлагает Айрис стать натурщицей, а взамен научит ее рисовать масляными красками. Первая же картина с Айрис становится событием, ее прекрасные рыжие волосы восхищают Королевскую академию художеств.
Кто спасет юную шотландскую аристократку Шину Маккрэгган, приехавшую в далекую Францию, чтобы стать фрейлиной принцессы Марии Стюарт, от бесчисленных опасностей французского двора, погрязшего в распутстве и интригах, и от козней политиков, пытающихся использовать девушку в своих целях? Только — мужественный герцог де Сальвуар, поклявшийся стать для Шины другом и защитником — и отдавший ей всю силу своей любви, любви тайной, страстной и нежной…
Кроме дела, Софи Дим унаследовала от отца еще и гордость, ум, независимость… и предрассудки Она могла нанять на работу красивого, дерзкого корнуэльца Коннора Пендарвиса, но полюбить его?! Невозможно, немыслимо! Что скажут люди! И все-таки, когда любовь завладела ее душой и телом, Софи смирила свою гордыню, бросая вызов обществу и не думая о том, что возлюбленный может предать ее. А Коннор готов рискнуть всем, забыть свои честолюбивые мечты ради нечаянного счастья – любить эту удивительную женщину отныне и навечно!