Хитклиф - [69]
Анемичная бесцветная особа, льстивая собачонка, пронырливый хорёк — о, предавая её проклятиям, Хитклиф делался куда как красноречив. И теперь уж никому не узнать, прав ли он был или застила глаза зависть, только без неё, уж конечно, не обошлось, ведь мистер Эр, в душе, возможно, любя Хитклифа не меньше прежнего, былой любви уж не выказывал — всё доставалось на долю новой владычицы; а та, придерживая свой единственный козырь, потешалась над ним, отказывая в том, чего ему больше всего хотелось, отчего становилась ещё желаннее.
Так, с точки зрения Хитклифа, обстояли дела (мы с вами, мистер Локвуд, знали его достаточно хорошо, чтобы понять: то, что так или иначе затрагивало его интересы, он умел представить в совершенно извращённом свете); он, однако, был уверен, что гувернантка имеет виды на состояние мистера Эра (которое Хитклиф считал, видно, уже почти своим). Мисс Эйр (так, как это ни странно, её звали) была, стало быть, лицемеркой и авантюристкой, и её надлежало вывести на чистую воду — для собственного же блага мистера Эра.
Кроме того, от Хитклифа не укрылось, что гувернантке он не понравился — как не понравилось бы на её месте и любому нормальному человеку ловить на себе, что ни день, его злобные взгляды в коридоре или за чайным столом. Вот он и счёл, что она настраивает хозяина против него, внушая ему сомнения в происхождении, здравом рассудке и добром отношении Хитклифа.
Эти подозрения теплились до поры, пока повторение варварских выходок, прежде уже случавшихся в Торнфилде, не подлило масла в огонь — только на этот раз не было трюков с чучелом или чернилами: вместо этого испортили одежду мистера Эра — оказалось разорвано несколько жилетов.
В этом безумном поступке Хитклиф обвинил гувернантку. Что за мотивы приписал он ей? Желание свалить всё на него, Хитклифа, ведь, как и с разлитыми чернилами, всё указывало на то, что это его рук дело.
Затем последовала ужасная сцена между Хитклифом и его наставником: Хитклиф обвинял гувернантку, объяснял, что, по его мнению, двигало ею, а мистер Эр сурово молчал, отметая от мисс Эйр все подозрения, и категорически отказывался дать встречное объяснение таинственного происшествия с разорванной одеждой. Вместо этого (как мне помнится) он перешёл к самой сути:
— Неужели я не имею права влюбиться, Хитклиф? Разве нет?
— Разумеется, имеете, сэр, — отвечал Хитклиф, — но вашим друзьям хотелось бы надеяться, что ваши чувства обращены на достойный предмет!
— А кого же считать достойной, если не её! — взвился мистер Эр. — Такая скромная, такая чистая — кажется, её насквозь видно — и вдруг блеснёт таким умом, иронией, отвагой! Да где мне найти другую, к кому так лежало бы сердце?
Хитклиф, надо отдать ему должное, удержался от вертевшихся на языке саркастических высказываний.
— Молчишь; ты плохо о ней думаешь, — продолжал мистер Эр. — Считаешь, что ты прав; считаешь, что защищаешь меня. Я должен быть терпелив. Поверь мне, Хитклиф, она невинна, невинна, как и ты сам. Я знаю, кто это сделал. Но есть причина, — о, очень веская причина! — по которой я не могу сказать тебе всего. Ты должен мне поверить…
— Так же, как я поверил вам, когда вы сказали, что есть веские причины, несокрушимые причины, по которым вы никогда не сможете жениться?
Тут мистер Эр так стукнул по столу кулаком, что стекло, покрывающее письменный стол (а дело происходило в библиотеке), треснуло.
— Ты не знаешь, о чём говоришь, Хитклиф, иначе не был бы так жесток и не вбивал бы мои слова обратно мне в глотку. Эти причины сокрушены; она сокрушила их самим своим существованием, и я женюсь на ней! Ни Богу, ни дьяволу не остановить меня; и если уж Создателю это не под силу — тебе ли, моему творению, рассчитывать здесь на успех!
Такое направление разговора не сулило Хитклифу ничего хорошего, и отношения между ним и его наставником стали ещё прохладнее. Но настоящая зима воцарилась двумя — тремя неделями позже, когда мистер Эр чуть не погиб в пламени в собственной спальне; сомнений не было — загадочный этот пожар был устроен с целью убить его.
На сей раз, к удивлению Хитклифа, кончилось тем, что гувернантка обвинила в происшедшем его самого, и теперь, стоило ему указать на неё, как она столь же решительно возвращала ему обвинения. С невыразимой горечью и негодованием Хитклиф узнал, что мистер Эр и не подумал отрицать обвинения гувернантки против былого любимца! И не важно, что он и не подтверждал их, — всё равно Хитклиф был жестоко задет. Он сам попросил послать его управляющим в Ферндин — на должность, которой прежде, как вы, может быть, помните, пренебрёг; хотя лучше было бы ему умереть и отправиться на небеса.
В Ферндине, вступив в должность, Хитклиф покончил со своей чёрной хандрой, благо обязанности были необременительны, никаких налогов, да и денежное вознаграждение изрядное. Его новая обитель находилась поблизости от Ингрэм-холла, и он пустился во все тяжкие вместе с вернувшимся после утомительного лечения из Швейцарии лордом Ингрэмом — того долго уговаривать не пришлось. Хитклиф был больше охоч до золота, чем до плотских утех, а потому, что ни ночь, они играли, втягивая в свою компанию местных повес с увесистыми кошельками, чьи проигрыши пополняли капиталы Хитклифа.
О французской революции конца 18 века. Трое молодых друзей-республиканцев в августе 1792 отправляются покорять Париж. О любви, возникшей вопреки всему: он – якобинец , "человек Робеспьера", она – дворянка из семьи роялистов, верных трону Бурбонов.
Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.
В середине XIX века Викторианский Лондон не был снисходителен к женщине. Обрести себя она могла лишь рядом с мужем. Тем не менее, мисс Амелия Говард считала, что замужество – удел глупышек и слабачек. Амбициозная, самостоятельная, она знала, что значит брать на себя ответственность. После смерти матери отец все чаще стал прикладываться к бутылке. Некогда процветавшее семейное дело пришло в упадок. Домашние заботы легли на плечи старшей из дочерей – Амелии. Девушка видела себя автором увлекательных романов, имела постоянного любовника и не спешила обременять себя узами брака.
Юная Гизела, дочь знаменитого скрипача Феррариса, встретила, гуляя по романтичному Венскому лесу, таинственного незнакомца — и, словно по наваждению, оказалась во власти первой любви. Увы, прекрасное чувство грозит обернуться горем на пути влюбленных стоят непререкаемые законы высшего света. Но истинная любовь способна преодолеть все преграды, и по-прежнему звучит дивной мелодией вальс сердец…
Очаровательная Лила Кавендиш, мечтавшая посвятить себя живописи, бежала от жестокого отчима и нелюбимого жениха в Амстердам — и поневоле оказалась втянутой в преступную игру негодяев, подделывающих произведения искусства. Однако благородный маркиз Кейнстон, который должен был стать одною из жертв преступников, покорил сердце Лилы и, сам любя ее всей душой, решился спасти возлюбленную. Ибо картину можно подделать, но истинная любовь неподдельна…
Кто спасет юную шотландскую аристократку Шину Маккрэгган, приехавшую в далекую Францию, чтобы стать фрейлиной принцессы Марии Стюарт, от бесчисленных опасностей французского двора, погрязшего в распутстве и интригах, и от козней политиков, пытающихся использовать девушку в своих целях? Только — мужественный герцог де Сальвуар, поклявшийся стать для Шины другом и защитником — и отдавший ей всю силу своей любви, любви тайной, страстной и нежной…