Хитклиф - [26]

Я взглянул на мистера Эра, ожидая грозы, но он только скривился.

— Ладно, — кивнул он. Потом посмотрел на Джона: — И кто, по-вашему, совершил этот нелепый поступок?

Джон внимательно изучал пряжки на своих башмаках.

— Боюсь, что не могу сказать, сэр.

— Боюсь, что можете. Говорите.

Джон робко взглянул на меня.

— Это чернила мистера Хитклифа, сэр.

— Да, — сказал мистер Эр. — И что с того?

— Ну, вчера, около девяти часов вечера, я услышал шум в холле и выглянул. Мистер Хитклиф, крадучись, выходил из библиотеки. Я стоял в тени, и он, не замечая меня, прошёл мимо к парадному выходу.

Это было правдой, и я подумал, что разгадал его игру. Я действительно заходил в библиотеку вернуть на место чернила, которыми рисовал твой портрет. Само собой, я хотел сохранить это в тайне. Мой таинственный вид заставил Джона заподозрить неладное. Он вошёл в библиотеку, убедился, что всё в порядке, и тогда учинил разгром, чтобы после свалить на меня.

Теперь мистер Эр повернулся ко мне.

— Что вы на это скажете, Хитклиф?

Оправдываться было бы ниже моего достоинства.

— Джон прав, я действительно заходил вечером в библиотеку.

Я сложил руки на груди.

— Зачем?

— Это никого не касается.

Он коротко усмехнулся.

— Всё загадочней и загадочней. Это могло бы подтверждать вину — но каков мотив? Поступок бессмыслен до безумия!

Внезапно лицо его вновь приняло решительное выражение.

— Я докопаюсь до сути, я пойму. Оставайтесь здесь.

Он быстро вышел из комнаты.

Мы с Джоном остались наедине с уликами. Я смотрел на него холодно и спокойно, он нахально улыбался мне в лицо. Я делал вид, что не замечаю. Ходики на камине тикали в такт качанию маятника больших настенных часов, то немного перегоняя его, то отставая. Наконец Джон сказал:

— Попались? Посмотрим, что вы запоёте, когда мистер Эдвард разберётся!

— Дурак! — тихо сказал я. — На какие глупые уловки ты идёшь, чтобы меня опорочить! Не ожидал я этого даже от такого тупицы!

Он рассмеялся.

— Мы одни, мистер Хитклиф, — можете не ломать комедию. Дурак-то вы — гадить там, где вас приютили и обласкали.

— Что ж, охота притворяться — притворяйся, — сказал я, до боли щипля себя за руку, чтобы не вцепиться в жирное горло этой скотины, — потому что скоро тебя разоблачат, и ты ещё пожалеешь.

На физиономии его проступило искреннее изумление, но тут в комнату снова вошёл мистер Эр. Мы вопросительно взглянули на него.

— Ну, — спросил он сердито, — чего уставились? Может, вас смутил рисунок на моём халате? Или моё лицо вам не угодило?

Джон потерял дар речи, поэтому ответил я.

— Мне предстоит смыть обвинение в пролитии чернил?

— По-моему, предстоит смыть сами чернила. Джон, будь любезен, займись этим.

Джон поклонился, но с места не сдвинулся. Он не хотел так просто сдаваться. Я тоже желал ясности.

— Мистер Эр, — сказал я. — Против меня было выдвинуто обвинение. Я бы хотел, чтобы его сняли.

— Против вас? Ах да, конечно. Да, да, вы свободны от всяких подозрений.

Он нетерпеливо махнул рукой.

Я поклонился, собрал те книги, которые не были безнадёжно испорчены, и пошёл к двери. Джон, однако, не унимался.

— Но, сэр! — воскликнул он. — Я собственными глазами видел, как он выходил из комнаты!

Чело мистера Эра омрачилось.

— Не сомневаюсь, что вы видели мистера Хитклифа, но можете ли вы присягнуть, что никто другой не выходил после и никто не входил? Разве вы всевидящи? Джон, помни предписания!

Во время этой речи Джон заметно сконфузился, но при последних словах выражение его лица снова изменилось. Он низко поклонился, пробормотал: «Я распоряжусь, чтоб убрали», — и вышел.

Тогда я подумал, что предупреждение мистера Эра должно напомнить Джону о моём положении в доме. Потом, однако, я сообразил, что всё не так просто. Джон и впрямь сперва искренно удивился, но после слов «помни предписания» удивление прошло. Может, мистер Эр каким-то замысловатым образом дал моему обвинителю понять, кто истинный преступник? Если так, между хозяином и слугой существует сговор, о цели и смысле которого мне ничего не известно.

Происшествие вызвало во мне ещё больший интерес к мистеру Эру и его ко мне отношению, но гадать было некогда. Мне посулили драгоценную награду, небольшое усилие — и она моя. Надо было быть круглым дураком, чтобы отказаться, а я всё-таки дураком не был. Поэтому я прилежно усваивал уроки мистера Эра и выполнял все задания учителей, которых он мне нанял. Я фехтовал, музицировал, танцевал. Учился я хорошо — ты бы первая меня пристыдила, если бы я поступал иначе, потому что мне и впрямь были созданы все условия. Правда, случались и постыдные промахи, но я в утешение напоминал себе, что благородное искусство коневодства я уже постиг в совершенстве и мог бы поучить ему самого мистера Эра.

И впрямь, больше всего меня радовали занятия с Вельзевулом. Мне нравился и сам конь, и то, как он упорно продвигается к трудной цели, отчасти же, должен сознаться, мне нравился тот трепет, который вызывало у меня твоё, Кэти, подобие — мои любящие очи видели не столб в женской одежде, но ТЕБЯ. Я издали различал твою шляпку, твоё лицо — и вспоминал, как давным-давно на Перевале ты выбегала на полосу, которую я пахал. Я нарочно дразнил тебя, проезжая по дальнему краю луга, откуда видны были только перья да шляпка (я ещё опасался подъезжать на Вельзевуле поближе). Чтобы усилить иллюзию, я воображал, будто Хиндли допился до смерти, а ты чудом разузнала, где я, и приехала звать меня домой. Или что сказочный случай привёл тебя в Хэй по дороге в Лондон, и ты вышла прогуляться. В любую минуту я могу въехать на пригорок и предстать перед тобою. Ты взглянешь — и сперва не поверишь своим глазам. Потом — радостное узнавание, ты протягиваешь ко мне руки, я поднимаю тебя в седло, и мы скачем — куда? Здесь фантазия обрывалась, хотя должна была бы оборваться раньше; увидев тебя, Вельзевул постарался бы искалечить нас обоих.