Хитклиф - [28]

Однако я боялся объявить, что он исцелился. Я чувствовал его внутреннее сопротивление, которое в любую секунду могло разрядиться яростной вспышкой. Я решил испытать его: поехать прямо на фигуру и остановиться в полушаге от неё. Если он останется невозмутимым, я вознагражу его яблоком (он их очень любил), если нет, придётся лечить ушибы, а яблоки есть самому.

Помню, была оттепель; хотя кое-где в лесу и саду ещё лежал снег, верхушки холмов уже зеленели. Под ногами хлюпало, от ручьёв поднимался туман. Светило бледное солнце; на каждом высоком дереве пел скворец, пахло оттаявшей землёй. Нарядив столб, я вернулся в конюшню и верхом на Вельзевуле поехал на луг.

Ни я, ни Вельзевул не заметили в «женщине» ничего необычного; он спокойно шёл к ней. Она была даже менее одушевлённой, чем обыкновенно, просто торчала в ярком весеннем свете, ветерок колыхал её наряд — каменный столб в одежде, больше ничего.

В секунду всё переменилось. На моих глазах фигура ожила, повела бёдрами, так что затрепыхалась юбка, подняла руки и шагнула ко мне.

Конь подо мной вздыбился. Он ржал и, закусив удила, норовил ударить острыми копытами женщину или то, что там было.

Я что есть силы натянул поводья. Он артачился и вставал на дыбы, но всё-таки отступал. С трудом сохраняя равновесие, я пытался поводьями, коленями и пятками призвать к повиновению взбеленившегося коня. И всё это время я видел, как шевелится испугавшая нас обоих фигура.

Всё-таки я заставил Вельзевула попятиться, но он внезапно развернулся и одним махом перескочил через ограду в нескольких ярдах от машущего руками истукана.

Мне показалось, что прыжок тянулся целую вечность. Женщина словно притягивала мой взгляд; я против воли повернулся к ней в полёте, страшась увидеть… сам не знаю что.

А увидел испуганные глаза Джона, пригнувшегося за оградой в полушаге от моей «женщины». Он всё ещё держался за концы длинных палок, вставленных в рукава и юбку пугала так, что, шевеля их, можно было вызвать впечатление живой движущейся фигуры.

Я вылетел из седла и упал, не долетев до Джона нескольких ярдов, но по инерции перекувыркнулся через голову и рухнул прямо на него. Мы с размаху вмазались в стену. Я сам не заметил, когда вцепился ему в горло; только когда он захрипел, я понял, что должен сдержаться или буду отвечать за убийство. Я отпустил его горло, схватил за плечи и затряс так, что у него изо рта полетела слюна.

— Зачем? — выговорил я, обретая дар речи.

— Я пошутил, — промямлили он, задыхаясь. — Отпустите, мистер Хитклиф.

— Это не шутка, — сказал я. — Вы знали, как это опасно. Зачем? За что вы меня ненавидите?

— Я сказал вам, что пошутил. Я нашёл это ваше пугало и решил поразвлечься.

— Неправда! — Я снова его затряс. — Вы возненавидели меня с первого взгляда. Вы говорили, что боитесь, как бы я не навредил вашему хозяину, но я не сделал ему ничего дурного. Мало того, я всячески стараюсь ему помогать. А вы мне препятствуете. Зачем?

У него закатились глаза. Я понял, что перестарался, и ослабил хватку. Задыхаясь и кашляя, он поднёс дрожащие руки к горлу. Я помог ему распустить галстук.

— Ну, — сказал я, когда он отдышался, — объяснитесь.

Он обратил ко мне мокрые от слёз глаза, потом отвернулся. Он даже перекрестился.

— Довольно глупостей! — сказал я, теряя терпение. — Говорите правду.

Он сморгнул и выпалил:

— Если хотите знать правду, поглядите на себя в зеркало.

— Что? Что ещё за загадки? — Я снова схватил его за плечи и тут же выпустил, почувствовав, как он сжался. — Я не трону тебя, только скажи.

«Моя тёмная кожа, мои цыганские глаза, — подумал я. — За них меня всегда будут гнать».

— Я не могу сказать яснее, — проскулил он. — Я присягнул и не могу нарушить клятву.

— Какую клятву? — заорал я. — Тайны! Загадки! Какое отношение имеет клятва к моему лицу?

Явно страшась, что я вновь выйду из себя, он опять затрясся.

— В доме не всё так ладно, как может показаться, — сказал он. — И тут являетесь вы со своим зловещим лицом — зловещим для мистера Эдварда и для всех, кто от него зависит.

Тут я вспомнил, как мистер Эр говорил, что я похож на его покойного старшего брата, но не мог понять, что тут зловещего. Я совсем запутался. Джон встал и утёр рот тыльной стороной ладони.

— Если вы такой же дьявол и в душе, вас ничем не проймёшь, но если вы невиновны, послушайтесь дружеского совета — уходите отсюда, пока не погубили себя и всех нас.

С этими словами он пустился наутёк. Я не стал его преследовать, сел на ограду и задумался. Голова у меня шла кругом от коварных слуг, каменных женщин, ошалевших коней, пролитых чернил и крови — всё это окутывало меня враждебным маревом.

Не знаю, сколько я так просидел, но только когда я поднял глаза, то увидел рядом с собой Вельзевула — он мирно щипал первую весеннюю травку. Похоже, он вполне успокоился и, движимый привязанностью или привычкой, вернулся ко мне. Я протянул руку и погладил его нос. Он обнюхал меня и принялся чем-то хрустеть. Это оказалось яблоко — в полёте приготовленные для коня угощения вывалились у меня из кармана и рассыпались по земле. Случайный ветерок всколыхнул юбку на обелиске; Вельзевул вздрогнул, потом вернулся к еде.