Хирургическое вмешательство - [50]

Намётка из начала третьей главы потом должна была пригодиться в автореферат. Даниль вспомнил её и одновременно успокоился и устыдился, потому что писал, больше интересуясь причиной деформации и свойствами свободных фрагментов, а не методиками лечения пострадавших. «Блин, — подумалось ему, — я так в Ящера вырасту… теоретик хренов. А ещё клятву Гиппократа давал…»

Воронецкая стремительно и ловко удаляла чуждые фрагменты, пользуясь чем-то вроде раскалённых игл-скальпелей, в которые собрала часть собственной тонкой энергии. Сергиевский наблюдал, удерживая душу при теле и осторожно пытаясь вернуть на место её органы. Повреждения были чудовищные, невозможным казалось восстановить целостность без множественного протезирования, но Даниль готов был поручиться, что Ворона ни в чём не уступит Ящеру. Если тот способен полностью заменить человеку базисную карму, то и она сумеет запустить регенерацию любой пострадавшей области.

Он не помнил, сколько это продолжалось — отказало чувство времени. Поначалу было легко, потом Даниль поднапрягся и мобилизовал резервы, потом — держался из гордости и потому, что рядом, не покладая рук, работала Ворона, ещё позже — вовсе непонятно на чём держался. Операция могла занять и час, и четыре, и восемь… но скорее, час или около, потому что, когда Ворона отдёрнула шторы, за окнами оказалось так же светло.

Сергиевский влез обратно в тело и лежал в нём трупом. Решительно не находилось сил подняться с ковра, но Даниль оправдывал себя тем, что не занимается хирургической практикой, а нет опыта — нет выносливости. Странно было видеть Ворону, двигавшуюся настолько медленно… Она зябко укуталась в шаль и задремала в своём кресле с высокой спинкой. «Встань, — укорил себя Даниль, — чайник включи, балда… хоть бутерброд принеси даме».

Надя спала. Злокачественная опухоль в нижней трети её левого лёгкого начала рассасываться. Тонкое тело всё ещё выглядело страшновато, но безусловно намечалась положительная динамика.

— Ужас какой… — почти простонала Алиса.

Даниль мигом подхватился на ноги — откуда только силы взялись — подскочил к ней, вдавил кнопку чайника, стоявшего на столе рядом с ксероксом, открыл форточку, нажав на рычаг.

— В шкафу, — сказала Ворона.

— Что?

— В шкафу… справа от двери… половина торта ещё осталась… кушай.

Сергиевский нашёл коробку, горсть чайных пакетиков и большую кружку. Ножа не было, и он нечаянно расплавил часть торта в жижу, резанув его энергетическим лезвием. Жижу Даниль беззастенчиво съел с пальцев, потому что на него всё равно никто не смотрел, а есть хотелось страшно. «Психосоматика», — подумал он, облизывая руку. Тело-то валялось в холодке, а отнюдь не вкалывало.

— А ведь сколько их, — тихо сказала Ворона, когда он заваривал чай. — Я на одной выдохлась, а их десятки тысяч… Я ей память просмотрела. У неё маме семьдесят и сыну двадцать, и у обоих — рак… и у неё… ужас какой. Ей отказали в клинике, потому что такое… ты сам видел… с таким вообще мало кто справится, а она на бесплатный рекламный приём пришла. Она по телевизору видела репортаж про институт, и решила приехать…

Даниль смотрел на Воронецкую: её маленькое лицо осунулось, кожа посерела, под глазами набухли мешки. Где-то внутри брезжило неистребимое глупое желание — сесть на пол у её ног и положить голову на колени. Даже не обаяние — ровное излучение тепла, осязаемого лишь душой. Младенческие, бессвязные рождались мысли: «Какая вы хорошая, Алиса Викторовна…»

Ворона открыла глаза.

— Никто не знает, что это такое, — беспомощно сказала она. Вздохнула: — Спасибо, Даня… ты вторую кружку возьми, там ещё две на шкафу стоит, ты не увидел… а твои дела продвигаются? Гипотезы уже есть?

Отступившая было усталость нахлынула с новой силой. Даниль присел на край стола, борясь с головокружением.

— Имел место контакт с одной из вероятностных Вселенных, — сказал он. — Точки совместились, как при перемещении. Вульгарно выражаясь, два параллельных мира зацепились друг за друга. Это часто происходит, но контакт длится доли секунды, а в тот момент он продолжался несколько часов, и был громадный разрыв пространства. За это время сюда успели пройти стфари. Можно было бы подозревать их, но у них наука на уровне начала двадцатого века, в сельской местности и электричества-то нет, не то что чего-нибудь этакого…

— В общем, не знаешь, — грустно и необидно заключила Алиса. — Никак не тянут стфари на причину, Даня…

— Следствие, — покорно согласился он.

Ворона помолчала, по-птичьи склонив голову к плечу.

— Что-то мне говорит, что и не следствие даже, — пробормотала она. — Так… побочный эффект…

— Ой-ёох!

Даниль вздрогнул от неожиданности и круглыми глазами уставился на проснувшуюся Надю.

— Да налей третью кружку! — засмеялась Алиса, подёргав его за рубашку, и обернулась к женщине: — Не волнуйтесь, Надя. Сейчас всё хорошо.

— Что это я, — пролепетала та, подымаясь и оглядываясь, — заснула, что ли…

— Вы были очень больны, — мягко объяснила Воронецкая. — Я врач и не могла оставить вас без помощи. Теперь вы ещё не совсем здоровы, но скоро выздоровеете.

— Алиса Викторовна!.. — в голосе Нади прорезались прежние безумные нотки. — Что же… как же… я же…