Хиросима - [26]

По мере проявления симптомов стало ясно, что многие из них напоминают последствия чрезмерного рентгеновского облучения, и врачи основывали лечение на этом сходстве. Они давали жертвам экстракт печени, переливали кровь и пичкали витаминами, особенно В1. Но лечение затрудняла нехватка препаратов и оборудования. Врачи из войск союзников, прибывшие после капитуляции, обнаружили, что очень эффективны плазма и пенициллин. Проблемы с кровью были, в конечном счете, преобладающей особенностью заболевания, и некоторые японские врачи высказали теорию относительно того, почему болезнь развивается так долго. Они полагали, что, возможно, гамма-лучи, воздействовавшие на тело во время взрыва, сделали фосфор в костях жертв радиоактивным и кости, в свою очередь, сами стали испускали бета-частицы, которые, хоть и не могли глубоко проникнуть сквозь ткани, добирались до костного мозга, вырабатывающего кровь, и постепенно разрушали его. Но каковы бы ни были причины болезни, она имела некоторые странные особенности. Основные симптомы проявлялись не у всех пациентов. Люди с ожогами чаще всего не страдали от лучевой болезни. Те, кто находился в состоянии покоя в течение нескольких дней или даже часов после взрыва, заболевали с меньшей вероятностью, чем те, кто был активен. Седые волосы редко выпадали. И, словно природа сама защищала человека от его изобретений, репродуктивные функции у многих людей на какое-то время были нарушены: мужчины стали бесплодными, у женщин случались выкидыши, менструации прекратились.

Десять дней после наводнения доктор Фудзии прожил в крестьянском доме на горе над рекой Ота. Затем он узнал о пустующей частной клинике в Кайтаити, пригороде к востоку от Хиросимы. Он сразу же купил ее, переехал туда и, отдавая дань завоевателям, вывесил табличку на английском языке:

М. ФУДЗИИ, ДОКТОР МЕДИЦИНЫ

ОБЩАЯ ПРАКТИКА И ВЕНЕРОЛОГИЯ

Оправившись от ран, он вскоре наладил постоянную работу клиники, а по вечерам с удовольствием принимал представителей оккупационных сил, с которыми распивал виски и практиковал английский.

23 октября, сделав госпоже Сасаки местную анестезию прокаином, доктор Сасаки произвел надрез на ее ноге, чтобы дренировать область заражения, которое не проходило даже спустя одиннадцать недель после перелома. В последующие дни гной продолжал образовываться в таком количестве, что доктору приходилось делать по две перевязки в день, утром и вечером. Через неделю она пожаловалась на сильную боль, и он сделал еще один разрез; третий разрез он сделал 9 ноября, а 26 числа увеличил его. Все это время госпожа Сасаки слабела и впадала в уныние. Однажды молодой человек, который когда-то одолжил ей в Хацукаити томик Мопассана, пришел навестить ее; он сказал, что уезжает на Кюсю, а когда вернется, был бы рад снова увидеться. Но ей было все равно. Ее нога все это время так сильно болела и так распухла, что доктор даже не пытался вправить переломы, и хотя рентген, сделанный в ноябре, показал, что кости срастаются, она видела, заглядывая под простыню, что ее левая нога была сантиметров на семь короче правой, а ступня свернута вбок. Она часто думала о человеке, с которым была помолвлена. Кто-то сказал ей, что он вернулся из-за границы. Она хотела понять, что он слышал о ее травме и что заставило его держаться от нее подальше.

Отца Кляйнзорге выписали из госпиталя в Токио 19 декабря, он уехал домой на поезде. Два дня спустя, в Ёкогаве, в одной остановке перед Хиросимой, в этот же поезд сел доктор Фудзии. Впервые после взрыва эти двое встретились. Они сели рядом. Доктор Фудзии сказал, что едет на ежегодное семейное собрание — годовщину смерти отца. Когда они начали делиться друг с другом своими злоключениями, доктор весьма увлекательно рассказал, как все места его проживания одно за другим смывала река. Затем он спросил отца Кляйнзорге о самочувствии, и тот рассказал, как лежал в больнице.

— Врачи велели мне быть осторожным, — добавил он. — Они требуют, чтобы днем я спал минимум два часа.

Доктор Фудзии ответил:

— В наши дни в Хиросиме трудно быть осторожным. Все чем-то заняты.

Новое городское правительство, созданное под руководством оккупационных властей, наконец приступило к работе в здании мэрии. Жители города, выздоровевшие от лучевой болезни разной степени тяжести, возвращались в Хиросиму тысячами — к первому ноября население, в основном сосредоточенное на окраинах, составляло уже 137 000 человек — более трети от пикового показателя времен войны, — и власти запустили различные проекты, чтобы привлечь людей к восстановлению города. Одних нанимали расчищать улицы, другие собирали металлолом, сортируя и складывая его в горы напротив мэрии. Некоторые строили себе лачуги и хижины, сажая рядом небольшими квадратами озимую пшеницу, а город также возвел четыреста временных бараков, каждый из которых был рассчитан на одну семью. Восстанавливалась инфраструктура: снова зажглись электрические фонари, заработали трамваи, ремонтники залатали 70 тысяч протечек в магистральных трубах и водопроводной системе вообще. На совещании по планированию, где в качестве консультанта выступил молодой и энергичный офицер военного правительства лейтенант Джон Д. Монтгомери из Каламазу