Хинельские походы - [51]

Превозмогая боль, я протиснулся под проволокой и побежал, проваливаясь и падая во тьму, от этого страшного места.

Я не смел еще верить своему счастью и боялся оглянуться. От бега пересохло во рту, и я жадно глотал снег. Наконец силы изменили. В поле со свистом леденящего ветра уносились, угасали надежды. Ликование уступило безразличию. Временами казалось бессмысленным продолжать этот путь в ночь, в неизвестность.

Я шел, передвигая ноги и не отдавая себе отчета ни во времени, ни в пространстве.

Неожиданно передо мной появились постройки. Слабые огоньки в окнах. Это была занесенная сугробами деревня. Я брел на манящие огоньки, собирая последние силы. Постучался в крайнюю хату. Женщина, пустившая меня на порог, отшатнулась. Я сделал два шага и упал.

Очнулся от яркого света. Солнечные лучи пробивались сквозь занавеску. Захотел повернуться, но не мог. Острая боль пронзила все тело. Я снова впал в забытье.

Открыл глаза от прикосновения ко лбу маленькой холодной ладони и увидел девочку-подростка. В хате было тепло и тихо. Я долго не мог понять, где я и как сюда попал.

Было хорошо лежать в теплой постели и слушать взволнованный шепот девочки. Я узнал, что она с матерью всю ночь ухаживала за мной.

Скоро пришла хозяйка и рассказала, что в городе на всех перекрестках говорят о побеге двух заключенных. Беглецов всюду ищут. Одного уже нашли в поселке. Он был в бане, полузамерзший. Немцы, приколов его, сожгли вместе с баней. О втором она молчала, понимая, что этот второй — я. Первым беглецом мог быть только Козин.

«Прощай, Костя, — мысленно сказал я. — Постараюсь отплатить за тебя извергами.

Меня душили горе и ненависть к чужеземным насильникам.

— И что будет, господи! — шептала хозяйка, приложив к глазам выцветший платок. — Может быть, и мой сыночек вот так же бедствует и ему помогают добрые люди…

Понимая, что их гостеприимством пользоваться нельзя, я сказал, что завтра покину село.

Рано утром хозяйка собрала теплые вещи сына, снабдила меня коржами и провела задами до леса.

Через два дня я встретил Зимникова. Прослышав о партизанах, мы переправились через Десну. И вот — я снова среди своих!

Я отплачу за все издевательства и муки, которые принесли народу гитлеровцы. Спасибо, товарищи, за доверие, за то, что приняли в отряд!

Исхудалый, постаревший, измученный, как не похож был Инчин на опрятного мечтательного юношу, каким помнил его я с первых дней окружения. Я знал его по рассказам, по неизменному и аккуратному дневнику, который сумел он сохранить и в последующих ужасающих условиях.

Я бережно раскрыл его записную книжку размером с папиросницу и с теплым чувством прочел то, что читал уже однажды где-то в кукурузе еще в первые дни окружения.

«В детстве я много читал о смелых, храбрых витязях, сражавшихся с драконами и змеями-великанами, — так начинался его дневник, — читал о войне за независимость Кубы, о походах Гарибальди, Овода. Восхищался юношами, убегавшими из отчего дома на корабль и ждавшими выхода из гавани…

Распустив белоснежные паруса, бриг мчится в сказочные, страны, к необитаемым голубым островам, бороздя моря и океаны под всеми географическими широтами… А бежавший из дому подросток уже важно расхаживает на палубе в форме юнги.

Я тоже хотел быть смелым, сильным. Моя мать разделяла мои мечты. Она внушила мне, что нет нужды убегать из дому, быть юнгой на бриге, или, по ее выражению, маленьким морским поросенком. Я могу быть капитаном большого корабля, врачом, инженером. Мать говорила: «Учись, и ты будешь кем только захочешь. В нашем советском обществе все возможно».

И я учился. Мне очень хотелось научиться строить корабли… Я изучил физику, математику, астрономию. Окончив институт, был призван в армию, выполнял священный долг гражданина. Сдал зачеты на звание среднего командира. Далее — стажировка во взводах инструментальной и топографической разведки. Война застала меня в действующей армии. Жаркие схватки с превосходящими силами врага. Тяжелое отступление, мучительная боль за покинутые нами цветущие города и села, за оставленных матерей, сестер, невест…

Наш комдив был тяжело ранен, начартдив пропал без вести в атаке… Многие погибли в яростных схватках…

Восемь суток скитались мы, трое командиров и шесть бойцов, по болотам, не желая выходить из лесов, чтоб не попасть в лапы гитлеровцев. Питались рябиной. Однажды наелись каких-то грибов и отравились. Страшная рвота сшибала с ног. К счастью, один из нас был медиком, и у него в сумке была аптечка, Спасибо, помог.

На девятые сутки мы набрели на группу бойцов в пятнадцать-семнадцать человек, так же скрывавшихся в лесах. Они были богаче нас — имели тушу лошади. Экономно расходуя запас, они отделяли каждому по кусочку мяса и жарили, как шашлык на палочках, без соли. Двое суток мы отдыхали у них. За это время к нам присоединилось еще человек сорок. В большинстве бойцы.

Когда конь был обглодан, мы, уточнив свои координаты, приняли решение выйти «на свет божий».

Предстояло форсировать реку Днестр, переправы и мосты через которую усиленно охраняли немцы в националисты. К тому же, после дождей, началось наводнение. Горная вышла из берегов, буйствовала.