Химеры урочища Икс - [8]

— То есть как „скрутил“? — не поняли мы.

— А так Шар-то, оказывается, приделан был к трубе, что под углом примерно градусов в 45 уходила под землю, в сторону кратера — потому его и поднять не могли. Ну, а работник ломом шар от трубы той и отломал. В этот момент то ли сам шар, то ли что-то в земле под шаром зажужжало.

— Зажужжало?!

— Да. И шар стал греться.

— ?!

— Рабочий схватил его руками и тотчас же бросил — горячий, говорит. И потом в течение минуты у всех у нас на глазах человек этот как бы опьянел говорить стал несвязно, ну буквально как пьяный, потом зашатался и упал на шар, прямо шеей. Из ямы его на веревках вытащили — он без сознания, а шея и руки сильно обожжены. Шар из ямы выбросили. Мужчину позже привели в сознание, но о случившемся он ничего не помнил дня три. После этого у него на руках и шее кожа облезла. Звали этого человека, помню, Романом, рыжеволосый такой. После освобождения из лагеря он уехал, да на родине прожил недолго умер. Жена его еще потом нам в деревню письмо прислала — сообщала о его смерти.

— Что же шар? — с нетерпением воскликнули мы.

— Шар, — Старик помолчал. — Отец-то ведь мой был сельским кузнецом. Ну вот, пока взрослые вокруг работника суетились, я шар этот взял — и в кузницу. Водой его отмыл и стал пробовать ковать — от шара летят искры длинные и лопаются с треском, и запах при этом неприятный. От ударов грязь совсем отвалилась, и стало видно, что снаружи шар как бы золотисто-серебристый, оплавленный, и в поверхность вкраплены зерна светлого металла вроде цинка. Вид и узор этих вкраплений напоминал соты, но были они помельче и не симметричные. Внутри шар был полым, стенки всего миллиметров в 10, сверху отверстие, миллиметров в 80 поперечником, против него, снизу — остатки обломанной трубы сантиметра 3 диаметром, вдававшейся внутрь шара и приваренной аккуратным тонким швом, а сбоку шара, по всей окружности, шли овальные вертикальные прорези — их было семь или девять. Нигде никаких острых углов — все как бы заглажено. Внутренняя поверхность шара была черная, словно вороненая. И на внутреннем пространстве, между верхним отверстием и боковыми прорезями, друг против друга находились две гравировки, будто бы тонким острым резцом чернение насквозь прорезали до светлого металла.

Гравировки эти были такими… — Гусев стал рисовать.

Мы склонились над бумагой. От диска, окруженного какими-то лучиками, вправо шли девять точек, над третьей был изображен серпик вроде лунного, над восьмой — крупная черная точка. Схема Солнечной системы? В верхней части рисунка была изображена синусоида с увеличивающимся шагом и какой-то завитушкой на конце, внизу, в рамке, знаки типа „равно“ и „дельта“. От третьей (считая от диска) точки вниз шла пунктирная линия, на которой в нескольких местах имелось изображение „ракеты“, двигавшейся „от Земли“.

— А здесь что было? — спросил кто-то, указывая на полупустое место в левой части рамки.

— Здесь, видно, ломом изображение побили, — ответил Александр Петрович. Пунктир этот вообще-то заходил на внутреннюю поверхность снаружи, через „окна“, но наружная часть шара была сильно побита и поцарапана — ничего не разобрать.

Я уже говорил вам, что мне в то время было 16 лет. Все это я зарисовал и записал. Не смог только я скопировать надпись в одну строку над этой гравировкой — очень уж сложный шрифт, вроде арабского… Гравировки эти видел и тоже зарисовал заведующий лесным хозяйством Александр Лукичев. Но он уже умер…

— Эти рисунки и записи у вас сохранились? — спросил я.

— Нет. Перебирали мы с женой старые фотографии, письма, наткнулся я в бумагах и на эти записи, а потом, когда все припоминаться стало, дай, думаю, еще раз посмотрю — а рисунка-то уж и нет!

— Куда же он делся?

— Рисунок этот я вклеил в „Малый атлас мира“. Брат мой, помню, перерисовал его себе в блокнот. „Атлас“ потом сдали в макулатуру, а блокнот у брата куда-то затерялся…

— Далеко ли от места падения „стрел“ был найден шар?

— Нет, метрах в двадцати… А картошка в той яме так и сгнила. Ее шлаком сверху завалили, да спустя несколько дней верхний слой стал как бы колыхаться и проседать. Туда шест сунули, а он и прошел без сопротивления до самого дна. В войну целую яму картошки сгноить — за такое можно было и поплатиться. Вот уж бригадир-то наш поволновался: побыстрей, да чтоб никто не заметил, мужики завалили яму шлаком, а сверху, я помню, еще и пирамидку из крупных шлаковых кусков сложили, чтобы, значит, место это отметить.

— Ну а что же стало с шаром?

— А шар этот у нас в кузнице дня три провалялся, да потом как-то незаметно исчез…

— Как это исчез?

— Ну, как… Время-то ведь какое было — война. Не до загадок тогда было людям. Да и мало ли что… Вдруг, скажем, шар этот фашисты забросили? А с ним кто-то из наших занимается… За такие дела ведь тогда круто обходились. Короче, все жители деревни были заинтересованы в том, чтобы шар исчез. И он исчез… Лишь году в 51-м я случайно встретился с сыном Александра Лукичева, Павлом; разговорились, стали вспоминать. А Павел-то летчиком служил, вернулся, кажется, из Венгрии, денег — полные карманы. Ну, мы с ним, конечно, выпили, сидим, то, се… Я в то время историю с шаром хорошо помнил, но как-то не придавал ей значения. Вот Павел-то мне и говорит: „А помнишь, шар-то в 44-м нашли?“ — „Помню“, — говорю. — „Ну так вот, он ведь у нас на чердаке лежал, это мой отец тогда его взял, очень уж он ему понравился“.