Химера - [3]

Отец тоже не задержался на этом свете и отправился вслед за женой, сгорев недели за три. Вскрытие выявило неоперабельный рак мозга в последней стадии.

Друзья…  С ними дела обстояли не лучше. Давно гниют в сырой земле, отдав «заботливой» родине все, что могли, включая воинский долг, честь и собственные жизни. А что взамен? Кресты и жалкая подачка старикам в горстку звонких монет, издевательски именуемая компенсацией.

Любимая девушка…  Это вообще отдельная история о насыщенной жизни, достойная написания трагического романа, который из-за ужасного сюжета никогда не станет достоянием общественности.

Но узнает парень об этом намного позже…

* * *

Все свободное от истязаний время он разрабатывал план побега, запоминал расположение складов, охранных постов, время их смены и прочие важные мелочи. После пыток, очутившись в камере, пленник разбивал в кровь кулаки о стены, вымещая на них злобу, отчаяние и собственное бессилие. Кричал во тьму ругательства на всех известных ему языках, до хрипоты в голосе, пока усталость не сбивала с ног. Тогда он еще огрызался во время допросов, уворачивался от ударов, плевал в лица изуверов и широко им улыбался в ответ. Но все это ни на йоту не приближало его к цели, а лишь отнимало скудные силы. Чем больше бедняга вертелся, как окунь на жаровне, тем сильнее это распаляло садистов, и тем изощренней становились истязания, переводя наслаждение изуверов на новый качественный уровень. Во время вчерашней пытки, когда ведро ледяной воды вернуло его в очередной раз в сознание, мученик понял, что эта дорога никуда не ведет. Что-то хрустнуло внутри, но пока лишь надломилось…

Жалобно пискнул железный люк. Ворвавшийся поток солнечного света ласково обнял замученное тело, пытаясь его обогреть и защитить. Вслед за ним сиганул вниз нагловатый воздух и опьянил пленника свежестью до полуобморочного состояния.

— Эй, кафир! Что разлегся, мы уже соскучились по твоему девчачьему визгу. Вылезай! — с ужасным акцентом крикнул сверху бородатый толстомордый охранник, сбрасывая веревочную лестницу.

— Лишь бы не сдох, — добавил второй душман и тяжело вздохнул.

В отличие от предыдущего, этот надзиратель был хорошо выбрит и худощав, но назвать его привлекательным язык не поворачивался.

— Твоя очередь вытаскивать. Я с прошлого раза не могу отмыться. Вот понюхай одежду. Чем этих шурави откармливают дома? Воняет, как от обгадившейся свиньи.

— Сам нюхай, — отвернув голову в сторону и перекосив лицо, сказал толстомордый. — Может, ты сам вчера обделался, когда на «лягушку» при обходе наступил. Ты же не знал, что она пустышка. Ну и лицо у тебя было! Как сейчас помню. Напряженное такое…  Пот градом льется, глазищи выпучены. А как ты кряхтел и маму вспоминал! — заржал он и закинул травяной коричневый шарик в рот.

— Смотри не лопни от смеха, а то накормишь шакалов своими зловонными кишками. А я не буду им мешать, только глядеть…  Вот тогда и я повеселюсь, если будет на то воля Всевышнего, — оскорбился второй и наклонился к открытому люку, пытаясь что-то рассмотреть.

— Да не обижайся ты. Скучно мне…  Ни одной заварушки за две недели. Патроны у неверных закончились. Давай лучше спускайся и проверь, что там. Перестарались мы вчера с тобой по ходу…  Зря ты его по голове прикладом приложил.

— А ты бы ему по-другому ответил за его слова?

— Нет, я бы еще разок добавил.

— Во-во…  Дышит он вроде…  Надо плеснуть на него водой, чтобы очухался.

— Ну, иди тогда…  Хайрулла нас по голове не погладит, если мы еще немного задержимся.

— Почему я-то? — злобно бросил второй, кривясь от отвращения.

— Потому что стариков надо уважать, Исмаил, — подняв указательный палец, заявил с важным видом напарник.

— Ты меня всего на три луны старше.

— Вот и не спорь…  Сам ведь сказал.

Худощавый покорно удалился и появился через несколько минут с ведром в руках. Его содержимое он молча опорожнил на голову пленника. Тот встрепенулся, продрал глаза и равнодушно посмотрел на них.

— Ты что на него помои вылил?

— А что на него воду надо было тратить?

— Ты меня удивляешь в последнее время. То дерьмом их накормит, то помоями обольет, — обезобразив умным выражением лицо, сказал бородатый, а затем крикнул в колодец: — Эй, шурави, вылезай уже!

— Поднимайся, — помогал подгонять заключенного второй. — Ты оглох? Или язык откусил от злости?

— Не молчи, а то нехороший человек опять родится.

— Может, он это…  того…  сбрендил? — вынимая из люка голову, сказал худощавый.

— Нет…  Это он издевается над нами!

Бородатый поднял увесистый камушек и запустил им в русского, но волею случая промазал.

— Что вам еще от меня нужно? Я рассказал все, что знаю, — прохрипел со дна оклемавшийся узник.

— А мы тебя ни о чем и не спрашивали. Ты сам эту чушь нес без остановки, — улыбаясь, вставил худой.

— Я не смогу вылезти…  У меня нет сил, — почти шепотом произнес пленник.

— Что ты бубнишь? У тебя не сил нет, а выбора. Или умрешь сейчас, похороненным заживо…  Исмаил же землекопом до войны был, управится быстро. Либо пойдешь с нами к Хайрулле. Сюрпризец у него для тебя припасен. Выбирай, пока курю. Табачок, конечно, сыроват, но сильно не увлекайся.