Херсонеситы - [9]

Со злополучным пальцем он носился за теткой, наверное, часа полтора. Отвечая раз за разом на вопрос: «я не умру?» коротким «нет», она наконец сдалась и сообщила, что когда-нибудь это произойдет обязательно.

А корабли, давшие название памятнику, оказались не затонувшими, а затопленными. Поправку внес папа, но выглядела она нелепо: кто же будет топить собственные корабли? Интернет подтвердил: во время Крымской войны в далеком 1854 году, «чтобы заградить вход неприятельским судам и спасти город», вице-адмирал Корнилов отдал приказ затопить поперек фарватера Севастопольской бухты российский флот. Евграф, однажды расстроившийся из-за своей первой и единственной деревянной лодочки, канувшей в пригородном пруду, много раз пытался представить, как моряки покидают свое судно, как отдает ему честь командир… И высоченные стройные мачты медленно уходят, уходят, уходят под воду, а потом торчат поперек бухты двумя жуткими рядами, свидетельствуя то ли о победе, то ли о поражении. Над ними носятся и тревожно кричат чайки, а на берегу, сжимая кулаки, стоят матросы, и глаза у них мокрые и злые.

Вот в такое место вез Евграфа поезд. По выражению мамы – «поджариться на солнышке», по версии папы – «отмокнуть и просолиться». И только тетя Люся многообещающе обмолвилась, что собирается «приобщить ребенка к святыням». В общем, у всех были свои планы на вполне самостоятельного и почти взрослого человека.

* * *

– Э-эй, дружочек, глянь в окошко!

Евграф открыл глаза.

– Теть Люся, что, приехали?

– Нет. Впереди Джанкой, потом Симферополь, Бахчисарай, а уж потом и дома будем. Часа четыре осталось. Я тебя на Сиваш[7] разбудила. В окно посмотри.

Евграф свесил голову с полки. За стеклом, сколько хватало глаз, была вода. Она то подступала к рельсам, то убегала за розовато-коричневые соленые проплешины, утыканные ровненькими рядами невысоких деревянных столбиков.

– В другое окно глянь!

Напротив была точно такая же вода, соль и столбики. В вагоне завоняло.

– Фу-у-у! – Евграф потянул носом, сморщился.

– Чего носом крутишь? Это планктон. На этих отмелях раньше соль добывали. Вон ограждение осталось. Теперь планктон развелся. Крым начнется – проветримся.

– Теть Люся, мы что, по мосту едем?

– Вот современная молодежь! Ничего не знают! – оживился новый сосед и посмотрел на Евграфа.

Чувствуя ответственность за «современную молодежь», Евграф неприязненно смерил взглядом попутчика. Это ж надо! Только в поезд сел, а уже лезет.

– Чего им знать-то? Как в школах учат, так они и учатся. У нас раньше урок не подготовишь – стыдно. А теперь… – включилась «нижняя» соседка.

Она выламывала из наполовину съеденной курицы вторую ногу, и Евграф, стараясь не видеть хваткие жирные пальцы, внутренне взвыл от невозможности искоренить человеческие стереотипы, к которым относилась и обязательная «железнодорожная» курица – продукт, менее всего подходящий для еды в вагоне.

– В компьютерах теперь все дело, – справившись с ногой, продолжила соседка. – Мы без них учились себе и учились. Еще и на танцы вечерами бегали, и общественной работой занимались. А эти? Из школы олухи олухами придут, в экран уткнутся…

«На себя бы поглядела! Динозавриха!»

– Вы же ничего не понимаете! Компьютер… – начал строить линию защиты хулимого поколения Евграф.

Но тетя Люся поспешно дернула племянника за локоть и кивнула на окно:

– Графушка, смотри, в Крым въезжаем.

– Как ты узнала?

– А тут раньше на бережку большими буквами было написано: «Крым», – не реагируя на пацанскую ершистость, доброжелательно пояснил сосед. И Евграф подумал, что, возможно, не очень-то он и вредный. Просто имеет собственное мнение.

«Собственные мнения» были и у Евграфа. Например, он был убежден, что одиннадцать лет в школе рациональнее потратить по прямому назначению, то есть на учебу, а не на попытки ее избежать.

Сосед на секунду задумался, затем встрепенулся и цепким глазом поймал Евграфа.

– Ну-тка, отвечай, школьник, чем это место, по которому едем, особенное?

Евграф снова глянул в оба окна:

– Воды, что ли, много?

– Правильно, много. А какой воды? Ладно, вижу, не знаешь. Мы сейчас сразу между двумя морями проехали. Черным и Азовским. Хоть слышал о таких?

– Да что вы, я же!..

– Ну и молодец, молодец! Не обижайся на деда. Справа – Черное море, Азовское – слева. Рыбы в нем раньше было – руками ловить. Какие осетры плавали!

– А сейчас что, не плавают?

– Есть и сейчас. Да с прошлыми-то годами не сравнишь.

– Почему? Выловили, что ли?

– Нас, сапиенсов, много развелось. И выловили. И нефтью потравили, и химией. С полей смыв куда идет? В море. А смыв какой, знаешь?

– Ну…

– Вот-вот. Химикаты сплошные. И города свое добавляют. Я сам водолазом был. Как водолазную школу окончил, так всю жизнь и отработал. Бывало, спустишься, минутка свободная есть – по сторонам посмотришь… Что там твое коралловое море! Рыбки серебристые, красные, желтые, и на зебру похожи, и в пятнышко. Пацанве с маской поплавать – одно удовольствие. Усиков наловить. А сейчас?..

– Усиков?

– Это креветки по-вашему. У нас их усиками всю жизнь звали. Из-за длинных усов. Сколько их было! Все улицы в усиках, что в семечках… Теперь одна мелочь осталась.