Хэппи Энд - [13]

Знаешь, еле дожил до утра в этом страшном месте. Теперь убегаем с Кирюшкой по делам, ну, по тем самым… Вторую ночь я здесь не выдержу. Свихнусь. Попытаюсь забрать его к себе. Так что вечером я буду дома. Прочту письма от тебя (надеюсь, ты меня еще не забыла и пишешь?). Отвечу. Все. До скорой связи.

Павел. 7 июля, пятница, 22–14

Привет, старушка!

Ну, наконец-то я дома! Устал, как брянский волк в период случки. Если бы не Мишка наш (он взял выходные на работе и мотался, трезвый и печальный, вместе со мной, а иногда и вместо меня), если бы не он, не знаю, что и как я успел бы. Он, например, родню «дальневосточную» (нью-йоркскую, то есть) разыскивал и обзванивал. На предмет похорон: что, где, и когда. Оттуда несколько человек собираются прилететь. Наших ребят он обзванивал тоже. Тебе, надеюсь, позвонил? Похороны послезавтра в два часа пополудни. Поминок никаких не организуем — разве что стихийно сложатся. Во-первых, национальный вопрос. Никто, включая Кирилла, точно не знает, «ху из ху». Олег, похоже, был русским. Зина, похоже, еврейкой. Мы замучились с выбором ритуала собственно похорон, тут уж не до поминок: у какой нации как поминать положено и положено ли вообще? А во-вторых — где это мероприятие устраивать? Не в их же пустой квартире! А где тогда? У меня? У тебя? В доме престарелых у тех внучатых родственников? Так что эту часть мы с Мишкой решили пустить на самотек: как будет, так пусть и будет. Пара пузыриков и бумажные стаканчики у меня в багажнике лежат. На всякий случай. И пистолет тот злополучный, который заставил тебя так поволноваться, тоже в том же багажнике. Не брал я его на полянку: в своем багажнике забыл, а мы же на твоей машине поехали. Так что «ружжу» этому ежели и суждено выстрелить, то в другой раз.

Кирилл у меня. Вместе со сменой белья и зубной щеткой. Я боялся, что уговаривать придется. Ан нет, ни фига, как будто только и ждал приглашения, обрадовался даже. Сидит, мультики смотрит… какое он все-таки дитя еще! Cмешной такой: никак не может решить, на «ты» ко мне обращаться или на «вы», и все время путается. С одной стороны, сказывается строгое воспитание. С другой — мы же друзья и, по его годам, друзья старые…

А я распечатал твою и-мейлу, сижу вот, читаю и перечитываю. Старушка, ты никогда себя в прозе не пробовала? Мне даже жаль, что послание предназначено только мне, то есть я не могу показать это произведение критикам. Офигенное письмо! И в нем — вся ты.

Можно, я отвечать буду снова по пунктам? Ну, прости, пункты — это мой пунктик. Впрочем, это ведь первоначально было твоей идеей: изъясняться при помощи пунктов, как в научных рефератах. Так что терпи. А мне так даже проще. Я столько лет учительствую, что привык. Помнишь: мелом на доске да по пунктам? «Дети, если нет вопросов по третьему пункту, переходим к пункту четвертому.» В конце концов, ты столько мне всего прощала, прости уж заодно и эту слабость.

Первое. Про пистолет. А, уже ответил…

Второе. Про определения. Ты обозвала меня «гомо». А ведь «гомо» в переводе с мертвой латыни на живой русский — это «человек». А «человек» — помнишь, у классика? — звучит гордо. Так мне что, уже можно гордиться собой? Называй меня так всегда теперь, пожалуйста! А если серьезно, то я тебя люблю. Пусть тебе это извращением каким-то кажется, да и самооценочка у тебя, прям скажем, не на высоте. Однако такого человека (подчеркиваю, не бабы, телки, сучки и т. п., а человека), как ты, в моей жизни еще не было. Мы — друзья? Отлично! Значит, у меня никогда прежде не было такого друга. Но ты стоишь гораздо большего, чем только дружба. А насчет «трансформации» меня обратно в «нормальные» — даже и не знаю, что сказать. По молодости, когда стоит (причем не на кого-то стоит, а просто стоит, и все), я пробовал с девочками. Три раза пробовал. С разными. И каждый раз, как бы пьян я ни был, на какой-то точке все прерывалось, растворялось, уходило в никуда и, по возможности, превращалось в шутку — во избежание объяснений и извинений. Знаешь, вот сейчас иногда смотрю свои собственные старые фото — классный пацанчик был, мечта педофила. А тогда я так ненавидел себя (свой рост, свои нескладные ручки-ножки), что сказать первому девочке (да кому бы то ни было!) «хэлло» было бы равносильно прыжку в пропасть. В пропасть не напрыгаешься, ну, вот и «хэлло» свои я, сидючи тихо по углам, при себе держал. Сейчас, в мои сорок два, я чувствую себя «в порядке» и, в отличие от тебя, дурочка, более не комплексую. И люди это чувствуют. И я чувствую, как они, люди, причем, обоих полов, тянутся ко мне. Для особо непонятливых поясняю: это я тебе лекцию читаю на больную тему, а будешь упорствовать, примусь за практическое занятие.

Третье. «Официальная версия». Ща, так они мне и сообщат! Знаю, что было вскрытие или что-то в этом роде, и — все. А пока что телефон и мои уши разрываются от догадок и сплетен. Такие версии предлагаются, что и лысый повторно облысеет. Вплоть до точечного попадания нейтронной бомбы. Потому что, говорят, палатка же цела, значит, бомба была не атомная, а нейтронная. Вот так! Нравится? Я сам, честно говоря, пока что просто не в состоянии на чем бы то ни было сконцентрироваться, и в голову приходит только одно: «ищи, кому выгодно». Давай послезавтра, после всего, к этому вернемся. Конечно, если я не употреблю все содержимое своего багажника. А хочется употребить. Страсть, как хочется! Чтобы в стельку, в сиську и чтобы ни одной мысли! А то ощущение такое, что мои полушария разъезжаются. Прямо, как Африка с Южной Америкой. И ведь допросы будут, ты права… Замкнутое пространство, ограниченный круг подозреваемых, «кто?» и «за что?»… Бедные мои полушария!