Хедвиг и ночные жабы - [6]

– В моём классе никто ни с кем не встречается, – говорит Хедвиг.

– М-м. Но могли бы, если бы захотели.

Хедвиг и Стейк идут дальше молча. И вот они на месте. Дом Глюкмана мрачный и некрасивый. Наличники не белые, как на доме Хедвиг, а чёрные. Буссе бьёт хвостом.

– Что теперь? – спрашивает Хедвиг.

Стейк не отвечает.

– Ты передумал?

– Нет, конечно.

Стейк забирает у Хедвиг пакет с фотоаппаратом. Достаёт из кармана нож в красном пластиковом чехольчике.

– Возьми Буссе, – говорит он и первым крадётся к дому.

В животе опять щекочет.

– Осторожней, чтобы он тебя не увидел! – шепчет Хедвиг и берёт Буссе на руки. Кажется, этот кот весит килограммов сто, не меньше.

Стейк придумал вот что: Хедвиг поставит Буссе на крыльцо, и Глюкман впустит кота в дом. И, когда Глюкман начнёт бить кота, Стейк уже будет стоять наготове у окна, заблаговременно отломав фанеру. Останется только нажать на кнопку фотоаппарата.

– О’кей, подожди меня, – говорит Стейк и, достав нож из чехла, тянется к заколоченному окну.

Отодрать фанеру невозможно. Она прибита изнутри.

Хедвиг и Стейк на цыпочках обходят вокруг дома. Все окна заколочены изнутри.

– Я больше не могу!

Хедвиг опускает Буссе на землю. Руки от тяжести раскалились как железо. Буссе прошмыгнул по саду и исчез.

– Ну и хорошо, – говорит Стейк, убирая ножик в чехол. – Пусть поживёт у меня, обойдёмся без полиции.

Они переглядываются.

– И что теперь, пойдём домой? – спрашивает Хедвиг.

Пощипывая подбородок, Стейк глядит на унылый заросший сад.

– Я писать хочу. – Он указывает на лейку, которая висит на стене дома. – Можно я в неё пописаю?

– Да, – отвечает Хедвиг, едва сдерживая смех.

– А что мне за это будет? – Стейк скрещивает на груди руки и пристально смотрит на Хедвиг.

– Ну-у…

– Будешь моей девушкой?

– Нет!

Стейк вздыхает.

– А что тогда?

– Не знаю.

– Ты же хочешь, чтобы я это сделал?

– Да.

– Тогда скажи, что мне за это будет?

– Я дам тебе… оловянного солдатика.

Хедвиг рассказывает про сорок восемь оловянных солдатиков, которые стоят в стеклянном шкафчике дома у бабушки. Рассказывает, что скоро получит их, наверняка уже в следующий раз, когда они поедут в город. Рассказывает про золотые пуговицы и про беднягу-лошадь, впряжённую в пушку.

– Лошадь, – решает Стейк. – Я хочу лошадь.

– Но лошадь только одна, – неуверенно говорит Хедвиг.

– А тебе самой пописать в лейку слабо? – спрашивает Стейк.

– Слабо… О’кей, я отдам тебе лошадь.

– Обещай.

– Обещаю.

Стейк кивает и крадётся к лейке. Он кладёт нож и фотоаппарат в траву. На брюках у него ремень, он расстёгивает его, на это уходит какое-то время. Потом открывает молнию на ширинке. Встаёт на цыпочки и подаётся бёдрами вперёд. Хедвиг вытягивает шею. Она ничего не видит, но слышит, как журчит струя.

Журчит долго. Наверно, Стейк очень давно терпел.

Вдруг Хедвиг в локоть кто-то впивается.

Комар.

Она подносит к нему руку. Медленно, медленно…

А потом всё происходит быстро, секунды за две. До ушей долетает звук открывающейся двери, Хедвиг поднимает глаза и видит, как к ней мчится Стейк. На веранде маячит скрюченная фигура с жилистыми руками. Глюкман.

– Беги! – кричит Стейк. Штаны расстёгнуты, он придерживает их за пояс, чтобы не потерять.

– Ах ты поганец, ты что, писаешь на мой дом? – орёт Глюкман и скачками несётся к Стейку.

Хедвиг бежит со всех ног. Она спотыкается в своих сабо, чуть было не летит кувырком, но, удержав равновесие, бежит дальше.

Они выбегают на дорогу, Хедвиг передвигается быстро, Стейк медленно. Но медленнее всех – Глюкман, потому что он выскочил из дома в одних носках. Пританцовывая, он перепрыгивает через острые камни.

– Что за дурацкие фокусы? Подите сюда, я с вами потолкую! – кричит он.

Они успевают добраться до «Дома на лугу», когда Глюкман разворачивается и, ковыляя, плетётся обратно.

Хедвиг и Стейк влетают в дом.

– Ну и ну, вот это скорость! – говорит мама. – Привет, ты и есть Стефан?

– Нет, – задыхается Стейк. Весь мокрый от пота, он растягивается на полу. Из-под брюк торчат трусы. – Я и есть Стейк.

Глюкман – дырявый горшок

Они спаслись. Надо же. Глюкман их не поймал и наверняка порвал носки.

– Это надо отметить! – говорит Стейк на следующий день, распахивая кухонный шкафчик.

Кухня старая, краска на шкафчиках облезла, стены в коричневых подтёках. С потолка свисает керосиновая лампа, а в углу валяется лампа с голубым абажуром, которую папа Стейка привёз из города. Только от неё никакого проку нет. Во всяком случае, здесь, на хуторе без электричества.

Стейк достаёт масло, сахар, овсяные хлопья, какао, ванильный сахар и кокосовую стружку.

– Ты умеешь печь пироги? – спрашивает Хедвиг.

– Немного, – отвечает Стейк и берёт миску. – Но у нас нет духовки. Шоколадные шарики любишь?

– Ага.

– Я тоже.

Стоявшее в тепле масло размякло и блестит. Стейк отмеряет и кладёт всё в миску и достаёт большую ложку.

Хедвиг молча наблюдает, как он лепит шоколадные шарики – все получаются как один, ровненькие и кругленькие. Движения Стейка точны, иногда он обращается к шарикам вслух:

– Ты ложись сюда, дружочек, а ты сюда. А ты с краю, вот так-то…

За окном, в чересчур высокой траве, папа Стейка борется с механической газонокосилкой. Это такая старинная газонокосилка, которая работает не на бензине, а на мускульной тяге. С мускулами у папы Стейка всё в порядке, но газонокосилка довольно ржавая. Она всё время артачится и резко тормозит, и тогда папа Стейка со стоном врезается в рукоятку.