Харон - [4]

— Здесь?

— Здесь. — У тебя?

— У меня.

— И именно помолвка, а еще не свадьба? — Он Понял про торт. — И во сколько же?

— Да вот часа через два первые гости начнут идти.

— Ну ты даешь, — только и нашелся он. — Спохватился: — Погоди, а почему не в доме жениха, как положено? Невеста-то вроде как непорочной должна быть, а значит, и в дом к ней жених ни ногой. Или я путаю?

— Не знаю, что и ответить вам, сударь мой, — сказала Инка, потягиваясь в притворной задумчивости. — Похоже, я допустила ошибку, допустив вас к утреннему приему… тьфу! «Допустила, допустив» — ляпсус, снимается. И вообще все снимается!

Сбросив простыню, она с воплем «Гоп-ля-ля!» повисла у него на шее.

— Здравствуй! — Она назвала его по имени. — Не поздоровались ведь еще, не успела я дверь открыть, как оказалась в койке.

Имя, которое Инка произнесла, не было настоящим.

Выполнив работу, которую делал теперь, он, если так можно назвать, обращался с вопросом. Ему опять-таки, если это можно так назвать, отвечали. Если — нет, тогда он снова выполнял свою работу и снова спрашивал.

В случае положительного ответа детали его не касались. Он просто оказывался здесь в таком виде, в каком надо, в каком ему разрешили здесь бывать. Собственно, внешность у него оставалась без изменений в сравнении с тою, с которой он был когда-то просто обыкновенным живущим в этом Мире человеком.

Разумеется, это было недоступно пониманию. Или, наоборот, совсем просто, но тогда непереносимо жутко.

А та работа, что он выполнял… Там, где это происходило, Времени не было. Совсем. Там было нечто иное.

Он решил остаться на сабантуй. Инка уговорила.

Не очень-то он представлял свою роль на этой помолвке, но любопытство разобрало: с мужьями ему прежде, давным-давно, когда-то, сталкиваться приходилось, а с женихами еще нет. С одним мужем даже водку пили на предмет возвращения супруги, которая, кстати сказать, была уже не с ним, а с кем-то еще, и мужу следовало пить водку там.

Наскребя в себе остатки порядочности, он все же предостерег Инку:

— Девочка, не дури. Из-за собственной, — и назвал предмет своим именем, — можешь испортить намечающуюся личную жизнь.

— Чего ты про мою личную жизнь знаешь, — отпарировала Инка. — Может, она у меня только в, — и она тоже назвала предмет своим именем, — и расположена?

Порядочность кончилась, он не мог не воспользоваться столь прямым предложением, и еще час они провели в постели.

Впрочем, к началу «хода гостя» все уже было пристойно, Инка застелила белье хрусткое, «ненадеванное», и на китайском покрывале было столько (же морщин, сколько их на койке образцово-показательного воина. Сперва он чинно пил чай, а с приходом первой пары — молодые, Инкины ровесники, с тихим младенцем в рюкзачке на папином животе — был мобилизован на устройство стола.

«Итак — «месье Жан». Музыка, танцы… Да ведь до полуночи времени еще много. Нет, даже не в полночь, сакраментальный час, мне надо успеть до двух».

Он с готовностью ставил тарелочки и открывал баночки, нарезал и раскладывал. Что-то такое шутил со все прибавляющимися помощницами, чьи спутники — в основном очень молодые мужья с младенцами, как один тихими и рюкзачковыми, — сбились в комнате на («еще неостывшей», — подумал он) софе и обсуждали свое. Как он урывками разобрал — что-то компьютерное.

Представлен он всем был по имени-отчеству, но молодые мамы-помощницы уже называли его просто по имени, хоть и на «вы», конечно. «Разумеется, разумеется, Наташа, Ольга, Марина, какие могут быть вопросы, пожалуйста, с Инкой мы тоже по именам…»

Отчего-то последнее им всем сильно понравилось.

Инка появлялась то там, то тут. Что уж там делала, неизвестно, а здесь, на кухне, не столько участвовала в процессе, сколько следила зорким поголубевшим глазом, чтобы подружки в непринужденном общении не зарывались, не вольничали, глазками не стреляли, крутыми бедрами в обтягивающих джинсах не терлись, молодые крепкие груди в вырезах, нагибаясь у него перед носом, не демонстрировали.

Он оказался единственным мужчиной на кухне.

«Кухонный мужик — похоже, это снова становится модным».

Подружки были, между прочим, вполне. И сами вполне, и готовы вполне; нет, нет, он не пользовался своим взглядом. Только одна, Ирена, что ли, родами располнела, но и та была вполне. Остальные же вызывали у него ассоциации со стайкой подтянутых голливудско-бродвейских хищниц. Модельки, вышедшие в тираж или недотянувшие, еще что-то подобное. Студийно-околостудийное, в общем.

«Да, собственно, почему именно голливудско-бродвейское? — подумал он. И ответил: — А потому, что у тебя другой ассоциации и быть не может, старичок. Старичок. Ну даже смешно. Вот именно. И почему бы не модельки? Ты ж Инку не знаешь вовсе, откуда тебе подружек-то ее знать? Фотульки-живописьки какие-нибудь, и все… Однако ты уже хорошо окунулся в «месье Жана», одни уши торчат…»

Задвинутый столом в самый угол, он опять что-то прилежно нарезал. Он сам попросился сюда — «а то всю кубатуру вам занимаю, девочки». Теперь он вспомнил об обещанных «месье Жаном» развлечениях и шепотом, улучив момент, попросил у худенькой рыженькой красавицы Дарьи стакан «Смирноффской».