Харон - [11]

Харон еще раз кивнул парню и даже позволил себе улыбнуться уголком губ, чего, в общем, старался в лагере не делать. Плохо действовала его улыбка, даже самая искренняя.

«Их психика все-таки находится в угнетенном состоянии, и чужая улыбка производит на них обратное действие. А тем более моя. Мол, вот еще и улыбается, смеется над нами».

Он миновал парня, свернул на прямую линию, ведущую к пристани, где у самого начала пирса стояла его хибарка. Единственное дощатое сооружение во всем лагере.

Как он и подозревал, у дверей хибарки его ждал танат.

— Вот список, — войдя, танат по обыкновению обошелся без предисловий. — Поведешь на Горячую Щель. Как обычно.

— Они не пойдут. В лагере и так ходят всякие разговоры насчет Горячей Щели.

— Они пойдут. — В отличие от обитателей лагеря, танаты его речь слышали. Хотя, возможно, с ним всегда разговаривал один и тот же танат и слышал его только он один. Внешне они были неотличимы друг от друга. Сам он, по крайней мере, отличить не мог.

Одинаковые лица сплошь из складок, будто из сморщенной резины. Одинаковый рост, одинаковые хламиды, одинаковые короткие мечи. Что в этих коротких широких лезвиях черной бронзы было жуткого для обитателей лагеря, Харон понять не мог. Они, кажется, даже не были отточены, эти мечи, но лишь вид их, когда танаты выдергивали их из толстых, вроде войлочных, ножен, повергал гонимых вниз по тропе, или уже обитающих в палатках, или загоняемых на Ладью (да-да, вовсе не каждый, Далеко не каждый рвался туда!) в состояние ступора либо неконтролируемого ужаса.

— Они пойдут, — повторил танат. Танаты тоже обходились без артикуляции. — Они еще будут упрашивать тебя, чтобы ты их отвел. Они — такие. Поищи, — танат засмеялся противным дребезжащим смехом, — среди них кого-нибудь знакомого. Ты ведь по-прежнему ищешь, Харон, не так ли?

— Заткнись, сволочь!

— Спокойно! — Танат уставил свою мерзкую пятнистую ладонь на уровень его глаз. — Держи себя в руках, Харон, а руки держи в карманах! Я только имел в виду, что у тебя есть шанс встретить кого-нибудь из тех, с кем виделся в свой последний «отпуск», не более. Никто не собирался задевать твоих сокровенных — ха-ха! — чувств. Слушай, Перевозчик, зачем они тебе, твои сокровенные чувства? Вот мы обходимся без них, и нам хорошо. Подумай, если захочешь, тебя могли бы от них навсегда избавить. Кому от них польза? Только не говори, что тебе. Ты хороший работник, тебе пойдут навстречу. Хочешь, замолвлю словечко?

— Лучше скажи, когда будет рейс, — проворчал Харон угрюмо. Что взять с таната. Как умеет, он даже проявляет участие и искреннюю заботу. Пусть катится с такой своей заботой.

— Не успел вернуться, как хочешь обратно? Что-то ты зачастил после каждого рейса. Неужели… — танат помялся, — неужели физиология играет такую важную роль? Нам это непонятно.

— Еще бы вам было понятно.

— Что ты хочешь этим сказать? — Иногда, всегда внезапно, в танатах прорезалось болезненное самолюбие, и казалось, они готовы были броситься за случайные, незначащие слова.

— Я хочу сказать, что физиология — совсем не главное, — миролюбиво проговорил он.

— Все равно. — Танат поднялся с лавки, протянутой вдоль стены, Харон встал тоже. — Не можешь излечиться от воспоминаний о жизни? Или как был вольным Стражем? Так учти, твое место там уже занято, и если тебе и позволяются некие вольности,

то это только в счет твоих предыдущих заслуг. А также, — танат выдержал многозначительную паузу, — в расчете на последующую преданность. С порога танат сказал:

— Список у тебя. Извещать начнешь сразу после моего ухода. Как соберешь, так и веди, там их уже ждут. Рейс будет сразу по твоему возвращении от Горячей Щели. Но я бы на твоем месте не возлагал на него особых надежд. Всего один короткий рейс — на «отпуск» не заработаешь. Слишком много работы, Перевозчик, придется потрудиться, покататься туда-сюда. Да и твоя, — танат опять рассыпал в ледяном воздухе пригоршню дребезжащего смеха, — твоя синяя страна, которую ты так ищешь, — как знать, быть может, когда-нибудь Ладья пойдет именно туда?

Харон задохнулся бы, если б мог это сделать.

— Ты!..

— Подумай, о чем я тебе говорил, — донеслось из-за стены. — Излечиться от чувств, от переживаний — это ли не прекрасно? Слишком досадно, если тебя самого не вспомнят только из-за того, что с нашей стороны на берег иной раз выходит и жалостно воет какая-то паршивая трехголовая собака, не так ли? — И снова будто пригоршня камней высыпалась в ржавое ведро.

Он заставил себя усесться обратно.

«Отвлекись. Не думай, откуда они знают. Знают, и все. Пускай. Танат есть танат, пятнистая рожа. И правда, что они все такие пятнистые? Как гиены. Гиены и есть. Хоть бы по пятнам их научиться различать. Завлекательный у него проскочил пассаж о якобы последующей моей преданности. Выходит, впереди тебя ждет что-то еще, а, Харон? Но не будем о далеком. Ближайшие цели — собрать всех по списку, ого, душ с полсотни. Отвести к Горячей Щели, где их, изволите видеть, уже ждут. Небось заслужили. Горячая Щель — это я вам доложу… Раза четыре только и водил туда, но уж явно — отпетых, хотя были чистота и невинность с виду. Танаты никогда не употребляют такие выражения, как «сейчас», «потом», «скоро», «долго», «быстро», да то же самое «никогда». Никаких привязок ко Времени как к чему-то большему, нежели линейная простая цепь событий. Отсчет только от производимого действия — «сразу после моего ухода», например.