Хардкор - [27]

— Игорь, — слегка кивнул я. — Олег, — указал на друга. — Нам нужно лекарство — Олега поцарапал тролль. У тебя оно есть?

— Покажи, — нахмурилась Илва.

Олег расстегнул куртку и рубашку. Илва прикоснулась к расползшимся по его коже серым пятнам. Я вспомнил ласковые пальцы Гулльвейг, дотрагивающиеся до моей груди.

«Какая у тебя гладкая кожа, без волос, как у мальчишки», — смеялась она.

«Да», — улыбался в ответ я, мысленно возвращаясь в лютый холод, когда десятилетний мальчишка шел сквозь колючую метель вместе с остальными выжившими после нападения великанов. Я плакал, и слезы замерзали прозрачными бусами. Я покрывался коркой льда, не чувствуя тела. Но упрямо шел вперед. Я выжил, один из пятерых счастливцев, что добрались до селения, где были огонь, тепло и еда. Наверное, с тех пор на моей коже не растут волосы. Она стала грубой и потеряла чувствительность. Но я ощущал коготки Гулльвейг, которые пришли на смену мягким подушечкам пальцев. Острые заточенные ногти оставляли на коже едва заметные царапины.

«Расскажи, где найти золотой цветок».

«Может быть, потом».

«Расскажи сейчас».

«Ты погибнешь там сама, тебе нужен я».

Ее губы прикасались к щеке, опускались на грудь.

«Мне не нужна ничья помощь».

— У меня нет лекарства, что может излечить касание тролля, — сказала Илва. — Его возможно достать лишь у травников Графа.

— Плохо, — нахмурился Олег.

— Алхимическая лаборатория была еще в заброшенном замке, но там поселились тролли.

— Тогда я убью Графа. — Олег сказал это, не задумываясь, словно такой выход был для него естественным и не требовал обсуждения. — Сколько у него человек?

— Около тридцати.

— Это усложняет дело. — Олег почесал зудящую кожу на груди.

Сколько ему осталось до превращения, когда он изменится и уйдет в лес?

— У тебя нет сестры? — спросил я у Илвы. — Ее звать Гулльвейг, и она травница.

— Нет, — улыбнулась Илва. — У меня нет сестры. Гулльвейг — это я сама. Но Гулльвейг погибла полгода назад.

***

Трижды рожденная, она умерла уже дважды. Гулльвейг — травница, ушедшая на север за своей мечтой, покоряющая мужчин роковая женщина и одновременно искусный лекарь, исцеляющая раны. Она не вернулась из похода, оставшись во льдах.

Бирта была воительницей, не знавшей пощады. Ее стремительных мечей, способных ловко разделить надвое падающую дождевую каплю, страшились враги. Но мечи не способны защитить от предательства и удара в спину.

Осталась лишь Илва. Самая осторожная и не желающая покидать город.

— Гулльвейг умерла? — всё еще не веря, вновь спросил я.

— Да, — сказала Илва.

Олег опустил руку мне на плечо и я не нашел силы ее сбросить.

— И нет, — добавила Илва. — Ведь я — это же она, Гулльвейг лишь покинутое мною тело.

— Нет, она другая. Возьми. — Я достал из кармана золотой цветок и протянул Илве. — Он мне больше не нужен.

Говорят, что из золотых цветов можно приготовить отвар, надолго сохраняющий молодость. Они распускаются за перевалом воющих духов в ночь, когда зима достигает своего пика. Цветы пробивают лед и расцветают — желтые пятна на снегу. Сорванные, они покрываются настоящей золотой коркой, под которой сохраняется сок, дарящий молодость. Если его, конечно, правильно приготовить, иначе текущая под золотом белесая жидкость лишь яд.

— Возьми, — повторил я.

Илва осторожно взяла цветок и поднесла к лицу, вдыхая несуществующий аромат — золотые цветы не пахнут.

— Почему ее трое? — спросил у меня Олег. — Как это может быть?

— Иногда, когда позволяет игра, чаще всего в начальных версиях, игроки могут создать для себя несколько персонажей. Между ними возможно переключаться в любой момент, проживая сразу несколько историй. Одно сознание, но разные судьбы.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — улыбнулась Илва. — Я не спорила, когда ты пытался рассказать, что мы живем в придуманном мире. В конце концов, люди могут верить, во что хотят. Но будь добр, не касайся моей жизни. Я всегда была такой, сколько себя помню.

Она не вспомнит себя из реального мира. Я не знаю, кто она в жизни, и не могу вернуть ее воспоминания. Илва так и останется трижды рожденной.

За входной дверью притаилась ночь.

— Мне надо выйти наружу, — сказал я.

— Зачем? — удивилась Илва. — Это опасно.

— Я потерял след Ёжика.

— Как?! — воскликнул Олег. — Когда?

— Кто такой Ёжик? — спросила Илва.

— Его сын. Я выйду и тут же вернусь.

Я осторожно выглянул за дверь, затем ступил на порог в чернильную ночь. Скрипела на ветру голова волка. Город освещала полная луна. По площади блуждали тени. Древнее людей, древнее самой земли, они казались бесформенными клочками мрака, из которых появлялись щупальца и крылья, суставчатые ноги и скорпионьи хвосты — всё то, что подсказывала человеческая фантазия, придумывающая себе ночные страхи. Порождения Железного леса заполнили Вормс в поисках добычи. На Эрике возле вороньего гнезда сидел человек в плаще и шляпе. Увидев меня, он приветливо помахал рукой. Ворон на его плече сверкнул желтым глазом.

Я сосредоточился, и площадь утратила объем. Исчезло динамическое освещение, тени превратились в статические кляксы, луна стала желтым кругом. Появился след Ёжика. Он бежал, петляя среди домов, проваливаясь в программный код и снова выныривая в виртуальную реальность, вел туда, где спрятался мальчишка. Ёжик жив, и мы его найдем. Но почему днем пропадал его след?